Критика от kiselev книги Ивана Ильина «О сопротивлению злу силою» Глава 12. О мироотвергающей религии
В этой главе Ильин сообщает нам, что учение Толстого, оказывается, проповедует аскетизм. Оно отвергает в самом себе начало «плоти» и «инстинкта», категорически требует, чтобы человек как можно меньше предавался своей телесности, чтобы он свел ее потребности к самому необходимому и вложил всю свою телесную энергию в единственный достойный человека, морально-честный и почетный, никого не обижающий и не эксплуатирующий физический труд. Согласно этого учения человек должен забыть всякую распущенность и прикрывающие ее обманы; он должен упростить жизнь и внутренне и внешне настолько, чтобы совсем не возникали ни потребности, ни отношения, уводящие человека в «мир насилия».
Но ведь Ильин говорил нам ранее, что суть учения Толстого - «противодуховный гедонизм». Аскет, отвергающий в самом себе начало «плоти», занимающийся физическим трудом и забывший всякую распущенность — это гедонист? Серьезно?
Видимо, чтобы скрыть явные логические нестыковки своих умственных построений, Ильин в этой главе не использует слово «гедонист», а обходится словом «моралист». Теперь «моралист» плох потому, что призывает отказаться от борьбы за пищу и кров, за собственность, богатство и власть и даже агрессивности полового инстинкта и его борьбы за обладание. А ради чего «моралист» хочет отказаться от всего этого? Разве не ради своих духовных ценностей? Предыдущая глава оканчивается одой Ильина духовным ценностям. Именно ими, по Ильину, «определяется главное, реальное и священное в человеке», а не сексом и другими плотскими удовольствиями. В этой главе выясняется, что Толстой учит тому же. Но теперь приоритет духа над плотью - это уже плохо. Да, уж,... чудна ильинская логика.
На самом деле, и Толстой, и Ильин, были не только моралистами, но и идеалистами. Для них обоих их духовные ценности важнее, чем мирские и плотские потребности. Они призывали ради своих идеалов жертвовать своими плотскими потребностями вплоть до самой плоти, то есть своей жизнью. Можно ли назвать их взгляды «мироотвергающими»? Вполне. И один и второй основывались на идеях христианства. Заповеди Христа построены на «отвержении» дохристианского мира по принципу — было «так», а надо «вот так». «Вы слышали, что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду. А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду» «Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую»
У христианства много толкований, зачастую противоречащих друг другу. Но то что оно своим приходом провозглашало новые идеалы и требовало от людей в корне изменить свое поведение, на мой взгляд, очевидно.
Такой подход присущ не только христианству, но и другим идеям. Например, таков принцип всех революций, от французской до большевистской.
Здесь нужно сказать, что идеи, и следовательно идеалисты, бывают разные. Многие идеи отвергают что-то в существующей действительности и предлагают что-то новое. И здесь важно, что именно отвергается и что предлагается. Неправильно априори утверждать, что «отвержение» некой действительности есть плохо или есть хорошо. Человечество уже пережило не одну прогрессивную трансформацию, при которой казалось бы «незыблимые» устои уходили в небытие. Равно, как были идеи, которые отвергая старые устои и провозглашая новый порядок, приводили к трагическим последствиям. Классический пример идеи, приведшей к трагедии — фашизм. При оценке неких новых идей стоило бы учитывать уже накопленный опыт, а не повторять трагедии, которые уже были в жизни человечества, платя ту же, а возможно и более высокую цену.
В этой главе Ильин выдвигает претензии к пониманию Толстым христианской веры - Эта «истинная» вера утверждает, что всякая неуговоримая злоба и все ее злодейские проявления – посланы Богом и что всякая попытка пресечь эти злодейства была бы сущим святотатством. … Когда злодей обижает незлодея и развращает душу ребенка, то это означает, что это «угодно Богу», но когда незлодей захочет помешать в этом злодею – то это «Богу не угодно» . Эти претензии логичны, но то же можно предъявить и к взглядам самого Ильина: когда незлодей хочет помешать злодею, то он действует по воле бога, а действия самого «злодея» бог не замечает?
Стоит отметить, что «злодей» может быть абсолютно уверен, что он «незлодей», отвечающий силой на зло ильинского «незлодея». И как тогда определить, кто действует по воле Бога, а кто по собственной? Было бы неплохо, если бы над головами настоящих злодеев, как в компьютерных играх, подсвечивались стрелочки. А над незлодеями нимбы. Увы, но в реальной жизни этого нет.
На самом деле учение Толстого исходит из известного изречения «На все воля божья». Именно в нем для неграмотных российских крестьян выражалась суть христианской веры. Ильин ставит под сомнение это выражение. Оказывается, не на все воля Божья. Современная церковь солидарна с Ильиным.
Действительно, Бог по Своему всеведению, заранее знает о событиях, который произойдут как в ближайшем, так и в отдаленном будущем, знает, как поведет себя тот или иной человек. Но это не означает, что все происходит в соответствии с Его желанием. Из Священного Писания мы знаем, что Бог хочет лишь одного: чтобы все люди спаслись и достигли познания истины (1 Тим. 2, 4), а его воля благая, угодная и совершенная (Рим. 12, 2). Если действия людей совпадают с этим желанием, они совершаются по воле Божией, если же нет — следствием такого Богопротивного поведения становятся многочисленные беды и несчастья.
Подход Толстого — это попытка преобразования реальной жизни к учению Христа. Подход церкви — это попытка адаптировать христианскую веру к реальной жизни. С точки зрения мирских целей она вполне оправдана. Правда возникает вопрос: что осталось от христианства в результате адаптации и можно ли назвать это верой Христа? Толстой считал, что интерпретация христианской веры, которую дает современная церковь, имеет мало общего с Христом. За что и был отлучен.
Ильин, безусловно, на стороне церкви. По Ильину, религия приемлет мир волей и ведет со злом волевую, героическую борьбу. Но какое отношение такая религия имеет к вере Христа, проповедовавшего любовь, а не борьбу?
22:23 14.10.2023
Критика от kiselev книги Ивана Ильина «О сопротивлению злу силою» Глава 13. Общие основы
Ильин в этой главе решительно выступает за отделение «живых носителей» добра от злодеев. И по каким критериям следует отделять? Ильин не дает нам никаких внешних признаков. Люди сами должны знать, кто они — носители добра или зла.
Ильин пишет о злодее: «ему ничто не позволительно; он это знает, и потому, не спрашивая, сам позволяет себе все». Еще раз, злодей, по Ильину, тот, кто знает, что он злодей и потому «позволяет себе все». Если принять это определение, то злодеев днем с огнем не сыщешь. Очень мало людей признаются, хотя бы самим себе, что они носители зла. Практически всегда злодеи убеждены, что их действия оправданы и справедливы. Возьмем для примера Первую Мировую войну, современником которой был Ильин. Кто из сторон считал себя носителем зла? Французы, немцы или русские? Да нет, все были носителями добра. В каждой из армий были священники, которые объясняли солдатам, что те защитники веры и правды, а за линией фронта — злобные слуги сатаны. Все считали себя Георгиями Победоносцами, закалывающими дракона. Кто колол штыком, кто палил из пушки, а кто пытался отравить «дракона» газом.
Для воюющих на войне все ясно: за нами правда, против нас зло и его нужно уничтожить. Но тут Ильин уточняет: «борьба со злом есть процесс душевно-духовный; побеждает зло тот, кто превращает его в добро». Здесь Ильин выступает вполне в духе учения Толстого. А Ильин еще и добавляет: «тот, кто, лишая злодея свободы или жизни, думает, что в этом «главное» и что большего и не нужно, – тот не понимает ни природы добра и зла, ни борьбы с ними». Оказывается, совершенно необходима система «верно направленного социального воспитания, соблюдающего законы духа и любви», что конечно верно.
Читаем далее: «Физическое понуждение и пресечение имеет дело не с самим злом, а только с его внешним проявлением; оно не проникает в необходимую глубину ожесточенной души». Подождите. Чуть ранее Ильин сообщил, что со злом нужно бороться в душе, а здесь он говорит, что физическое понуждение до души не достает. Какой тогда смысл его применять для борьбы со злом, если «оно бессильно преобразить зло как таковое»? Теперь, по Ильину, «физическим понуждением» можно бороться только с внешними поступками, являющимися проявлением зла. Но ведь в начале книги Ильин писал, что поступки не могут быть добрыми или злыми. И те и другие, по его мнению, могут быть как проявлениями зла, так и проявлениями добра. А как понять что какой-то конкретный поступок является проявлением зла? А если понять это нельзя, то где уверенность, что «представитель подлинного живого добра» пресекает в другом человеке зло, а не добро?
В этой главе Ильин, фактически, вслед за Толстым, формулирует основы христианской веры — необходимость бороться со злом в душе и любовь, как основное средство этой борьбы. Толстой, исходя из такого подхода, формулирует вполне логичный вывод о неприемлемости насилия вообще. Ильин же просто добавляет тезис о «понуждении», как крайней мере, к рассуждениям о любви, без всякой логической связи.
В этой главе Ильин утверждает, что всякая попытка «физического понуждения» вызвать в душе человека познание, убеждение или исповедание заранее обречена на неудачу. А две главы назад Ильин выдвигал другую теорию: «Путь вверх открывается человеку только благодаря страданиям», «Пресекающий» должен найти «в себе решимость и силу причинить страдание и себе, и ближнему – в меру высшей, духовной необходимости». То есть, в определенных условиях, нужно людям причинять страдания, от которых они будут становиться духовнее, то есть добра в их душах будет больше.
На самом деле, как я писал ранее, причинение страданий на душу действительно воздействует. Правда чаще всего воздействует тем, что вытравливает из души всякую духовность.
Наличие зла или добра в душе надежно определить нельзя. Хотя попытки были. Например при «охоте на ведьм» с печально известным результатом. Поэтому бороться с этим внутренним злом следует только любовью, как призывал Христос, а следом Толстой. Если в душе какого-то конкретного человека одно добро, то относиться к нему с любовью более чем оправдано. Если в душе зло, то любовь, возможно, поможет человеку от него избавиться. Хотя, конечно, не факт. Если исходить из близкого как Толстому, так и Ильину, религиозного понимания души, то силовое воздействие для лечения души не подходит. Об этом и написал в этой главе автор.
На самом деле действия человека, как добрые так и злые, определяются мотивами. Эти мотивы — смесь сознательных и подсознательных желаний, а также врожденных инстинктов. Если эта смесь толкает человека на добрые дела, то можно говорить о добре в его душе. А если она толкает на злые дела, то можно сказать, что в душе засело зло. Здесь душа — это внутренний, психический мир человека. Смесь сознательных и подсознательных желаний человека формируется на основании его жизненного опыта. В первую очередь пережитого в детстве. Это и эмоциональный опыт и полученные знания. Общепризнанно, что дети должны расти в любви.
Дети, пережившие любой вид насилия, испытывают трудности социализации: у них нарушены связи со взрослыми, нет соответствующих навыков общения со сверстниками, они не обладают достаточным уровнем знаний и эрудицией, чтобы завоевать авторитет в школе и др. Решение своих проблем дети - жертвы насилия - часто находят в криминальной, асоциальной среде, а это часто сопряжено с формированием у них пристрастия к алкоголю, наркотикам, они начинают воровать и совершать другие уголовно наказуемые действия. Исходя из этого понимания и любовь и насилие, пережитое человеком, особенно в детстве, влияют на его психический мир, то есть душу. На взрослого человека любовь и насилие также влияют, хотя значительно меньше, чем на детей.
Насилие, и в частности государственное насилие, возможно как реакция на злые ДЕЙСТВИЯ. То есть, пресечение зла силою имеет смысл, если под злом мы понимаем злые поступки. Оценка действий гораздо проще, чем оценка зла в душе, но и она представляет собой довольно сложную задачу. Столетиями человечество нарабатывало правовой опыт по оценке деяний и целесообразности применения силы в том или ином случае. В результате возникло право. Целая система с судами, адвокатами и процедурами работала на минимизацию ошибки в оценке некого поступка. Использование силы вне права обычно зло не сокращает, а лишь снабжает его новой энергией.
Ильин приводит несколько примеров по сути правового ограничения на применение насилия. И здесь я с ним полностью согласен. Физическое воздействие не должно подавлять в человеке чувство его собственного духовного достоинства и не подрывать его доверие к самому себе. Поэтому лишение пищи, сна, непосильные работы, пытки, унизительное обхождение должны быть осуждены и отвергнуты.
Заканчивается глава фактическим признанием Ильина, что в борьбе со злом в его постановке нельзя установить «какой-нибудь единый содержательный критерий» для применения физического воздействия. Ильин все отдает на волю «борющегося», который должен «действовать по своему крайнему разумению, движимый любовью, доверяя своему духу и полагаясь на свое наблюдение». То есть как «борющийся» «разумеет» так и правильно. При этом он может ошибаться, но, по Ильину, это не важно, ибо ошибаются все.
В конце Ильин все же дает в качестве критерия для руководства при сопротивлении злу пять «сравнительно формальных правил». Все они опять же относятся к внутреннему миру «борющегося». А во внутреннем мире каждый сам себе хозяин. Может назвать черное черным. А может — белым или серобуромалиновым. И ужасные преступления, совершаемые неким злодеем, ему самому в его душе могут представляться праведными и благородными.
Отмечу, одним из правил Ильин называет использование выработанной великими праведниками и аскетами техники. В предыдущей главе аскетизм, замеченный у Толстого, осуждался как «мироотвергающий», а в этой он уже одно из правил истинного борца со злом.
Еще раз о духовности. Христианство, как и другие традиционные религии, веками формировали духовность человека. Это важно, так как духовность является основой морали. А мораль является основой права. В современном мире влияние религии ослабевает и задача формирования духовности ложится на систему воспитания и образования.
09:39 19.10.2023
Критика от kiselev книги Ивана Ильина «О сопротивлению злу силою» Глава 14. О предмете любви
В начале главы Ильин формулирует мысль в духе Толстого о том, что борьба со злом, ведомая злым существом есть не сопротивление злу, а служение ему и насаждение его.
Далее Ильин пишет о духовности. Духовная сила в человеке, по Ильину, есть «чутье к совершенству» и «только эта сила открывает человеку настоящий, подлинный, достойный Предмет для его любви». Этот Предмет «таится и в природе, и в вещах, и в людях, и в человеческих отношениях». Ильин здесь писал о религиозной духовности, но в принципе такой подход можно отнести к духовности вообще.
Далее следует еще одна мысль в стиле учения Толстого — «то, что невозможно для человека в силу его животного, неодухотворенного инстинкта (любить другого как „самого себя“), — то не только возможно, но необходимо и неизбежно для него как для духовного существа».
А вот затем происходит интересная трансформация мыслей Ильина. Сначала следует утверждение, что «Начало духа есть начало предметного выбора и религиозной преданности. И эту силу религиозной преданности, избравшей Божественное и прилепившейся к Нему, одухотворенная любовь вносит во всякое свое отношение: и к Богу, и к Церкви, и к родине, и к царю, и к своему народу, и к его вещественным и личным алтарям, и к своей семье, и к своему ближнему».
А далее Ильин конкретизирует свое понимание «религиозных ценностей». Сначала он описывает то, что такими ценностями НЕ является — что все люди «равны», что всякий человек имеет право на жизнь, что жить на земле тем лучше, чем больше довольных и счастливых людей, что здоровье лучше болезни, что власть лучше подчинения, что богатство лучше бедности и что жизнь всегда лучше смерти. Все это, по Ильину, — «религиозно-слепое воззрение».
Сейчас многие люди в обиходе употребляют банальную фразу «лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным». Ею часто заканчиваются различные споры на общие темы. Так вот, по Ильину, это не банальная и вовсе не истина.
Любое государство стремится сделать как можно больше своих граждан довольными и счастливыми. Даже Северная Корея, не говоря уже о Южной. Правда понятия о счастье конечно отличаются. Но никому не приходит в голову не стремиться к счастью и довольству граждан вообще, ни к какому.
Такие ценности как «все люди равны» и «всякий человек имеет право на жизнь» сегодня являются общепризнанными. Во многих странах принято обращение «господин» ко всем гражданам, что говорит о том, что подчинение ценностью не считается. Альтернативное обращение «товарищ» против господства, но за равенство, а не за подчинение.
И конечно же люди считают, что жизнь всегда лучше смерти. Важную роль в этом играет инстинкт самосохранения. Но и в культуре воспевается жажда жизни. Так что человек и подсознательно и сознательно жаждет жизни, а не смерти. Да, многие люди способны пожертвовать жизнью в определенных критических условиях ради неких духовных идеалов. Но даже в этих условиях люди стремятся выжить, а не умереть. Правильнее сказать, что люди способны подвергать себя смертельному риску ради неких моральных принципов. Пожарный, идущий в огонь чтобы спасти ребенка, делает это не ради того чтобы погибнуть, а чтобы спасти этого ребенка и конечно, выполнив эту задачу делает все возможное, чтобы спасти и себя. Как и на войне — солдат идет в бой не для того чтобы погибнуть, а чтобы победить. Любой воин, выполняя боевую задачу, делает все возможное чтобы выжить. И на войне никто не хочет умирать и конечно считает, что жизнь лучше смерти.
Таким образом, можно утверждать, что все ценности отвергнутые Ильиным прошли проверку временем и закрепились в морали современной цивилизации. Две главы назад Ильин назвал учение Толстого «мироотвергающим». Толстой не жаловал богатство и допускал жертву жизнью ради высоких идеалов. Но, по крайней мере, он был за здоровье, за равенство и, конечно за то, что всякий человек имеет право на жизнь. Очевидно, что в этой главе Ильин «отвергает» существующий мир куда сильнее, чем Толстой.
А вот «истинные» ильинские ценности — «один человек стоит десяти тысяч, если он самый лучший», «всякий человек должен заслужить и оправдать свое право на жизнь», «есть люди, которым лучше не родиться, и есть другие, которым лучше быть убитыми, чем злодействовать».
Если обсуждение духовности Ильин начинает с разговора о «подлинном братстве» людей «поскольку они дети Божии», то потом оказывается, что ильинское «братство» — это когда «один человек стоит десяти тысяч» и «есть люди, которым лучше не родиться». А это вообще можно назвать братством?
Ильинская «духовная любовь» «не измеряет усовершенствование человеческой жизни — довольством отдельных людей или счастьем человеческой массы». «Ее видение давно открыло ей, почему болезнь может быть лучше здоровья, подчинение — лучше власти, бедность — лучше богатства», а «доблестная смерть всегда лучше позорной жизни».
Под «человеческой массой» вполне можно понимать и отдельную общность, проживающую на определенной территории, то есть народ. «Усовершенствование человеческой жизни» не есть стремление к счастью народа? А если такого стремления нет, то не логично ли, что на такой народ и на таких людей обрушатся несчастья? А как назвать идеологию, которая ведет к несчастью не только отдельных людей, но и всего народа?
Про доблестную смерть. Лучше позорной жизни жизнь доблестная. Доблестная смерть всегда трагедия, когда кому-то, защищая свои высокие идеалы, не удалось сохранить свою жизнь.
21:14 22.10.2023
Критика от kiselev книги Ивана Ильина «О сопротивлению злу силою» Глава 15. О границах любви
В начале книги Ильин пишет, что «выглядящие злыми» действия не есть обязательно зло, ибо могут исходить от «добра в душе». В этой главе он идет дальше. Не только наличие поступка «выглядящего злым», но и наличие диавола в чьей-то душе еще не доказывают, что он злодей. Ведь, возможно, это просто сильный духом человек впустил в свою душу чистое зло «для испытания, познания и умудрения». Конечно это испытание будет «мучительным» и приведет к «раздвоению своей душевной ткани», но главное, что это для «сопротивления злу».
То есть, мы видим действия, которые выглядят злыми, мы даже каким-то образом увидели зло в душе того, кто эти действия производит, но это не значит что перед нами зло. По Ильину, возможно, перед нами «борец со злом», впустивший дьявола в свою душу «для познания» и чего-то ещё.
А теперь давайте задумаемся: что значит «впустить в свою душу чистое зло для испытания, познания и умудрения»? Что стоит за этой фразой? В чем состоит процесс «испытания» и «познания»?
Ответ для людей, которые верят в существование дьявола.
Согласно христианским священникам, искушения, исходящие от дьявола, нацелены на то, чтобы дезориентировать нас в различении добра и зла. Добившись этого, зло может проникнуть в душу и влиять на человека через физическое угнетение, наваждение, и, как итог, одержимость. Дьявол в душе способен вкладывать в нас помыслы, которые мы воспринимаем как свои собственные. Он воздействует на волю, возбуждая в нас порочные желания и приглушает в нас голос совести. А проявляется это в порочных и бессовестных, то есть злых, поступках.
Ильин пишет, что сильный духом человек способен на «раздвоение своей душевной ткани», то есть часть души отдать под властью зла, а часть нет. Видимо, ильинское «испытание» состоит в предоставлении свободы действий злой части души, как в помыслах, так и в действиях. А «познание» — это регистрация процессов, происходящих в душе, во время злодеяний. Обобщив данные регистрации наш «борец со злом» «умудряется». Если посмотреть на этот процесс со стороны, то становится очевидно, что это не что иное как победа дьявола. Ведь он получил то, что хотел — возможность возбуждать в душе человека порочные желания и совершать его руками злые поступки. Что до «испытания, познания и умудрения», то это одна из уловок к которой прибегает зло, чтобы проникнуть в человеческую душу. Дьявол работает индивидуально с каждым человеком, сообразно его слабостям и пристрастиям. Кого-то он соблазняет плотским наслаждением, кого-то — жаждой чести и славы, а кого-то — мнением о себе как о весьма добродетельном человеке или борце со злом. Последнему дьявол за возможность занять часть души может любезно предоставить себя «для изучения». Для дьявола не важно чем искусить человека, главное — проникнуть в его душу.
Ответ для людей, которые не верят в существование дьявола.
На самом деле, как отмечалось ранее, внутренний, психический мир человека, то есть душа, вмещает в себя разные нравственные установки. Часть из них можно отнести к добру, а часть ко злу. Еще в детстве людям объясняют что такое хорошо, что такое плохо. Со временем, под воздействием воспитания и жизненного опыта, у человека формируются собственный набор таких моральных установок. Не все эти нормы человек осознает, так как многие из них основываются на инстинктах, присущих человеку с рождения, а некоторые на травматичном опыте, вытесненном в подсознание (теория Фрейда). Многие из тех норм, которые человек осознает, он воспринимает извне (окружающие люди, литература и прочее). Духовным считается человек, который восприняв возвышенные принципы или идеалы, делает их основой для своих действий. Для этого, конечно, требуется подавлять в себе те свои установки, которые возвышенным принципам не соответствуют. Осознанно «впустить зло в душу» означает дать свободу тем желаниям, которые человек считает не соответствующими своим же идеалам. Ильин пишет, что это нужно «для испытания, познания и умудрения», но это не более чем оправдание для действий, которые он сам же считает аморальными. Конечно, тот, кто убил человека лучше понимает «ощущения» убийцы, чем те, кто никого не убивал. И конечно есть моральные уроды которые готовы совершить убийство, даже не ради какой-либо выгоды, а чисто чтобы ощутить что это такое.
В этой главе Ильин также пишет о разнице между личными врагами самого человека и врагами Божиими. И здесь мы узнаем, что, если под злом понимать зло, причиняемое самому человеку, то Ильин полностью разделяет учение Толстого. «Призывая любить врагов, Христос имел в виду личных врагов самого человека, его собственных ненавистников и гонителей». Еще раз, если под врагами понимать личных врагов самого человека, то Толстой истолковывал учение Христа совершенно верно. Об этом пишет Ильин. Следовательно, и по Толстому, и по Ильину, отвечать силой на зло личных врагов не по христиански.
Ильин говорит, что полюбить следует личных врагов, а не врагов других людей. Какая-то странная логика. Враг другого человека — это личный враг этого другого человека. А если этот другой человек полюбит своего «врага», то с чего кто-то со стороны не должен сделать тоже самое? Замечу, что полюбить врага другого человека гораздо проще, чем своего. Конечно есть близкие люди, беды которых мы воспринимаем как свои собственные. Но в этом случае враг — это наш личный враг. Неужто обидевший нашу жену или детей не причинил зла лично нам? И соответственно, согласно вышеизложенного подхода Ильина, такого обидчика, как личного врага, следует полюбить, а не наказать или убить.
По Ильину, прощать нельзя только врагов Божиих. Но кто же они, враги Божии?
Если своих личных врагов человек почти всегда знает вполне конкретно, то врагов Божиих определит не каждый. Ведь «наивный человек с его чисто личным и скудным мировосприятием не видит добра и зла в их более чем личном-общественном» измерении. Понятно, что в этом случае должен быть кто-то, кто укажет на неких «злодеев» и назовет их «врагами Божиими». Хорошо, если этот кто-то будет руководствоваться возвышенными идеалами и правилами, которые будут обязательными и для него самого. Если не так, то «наивные люди», которые согласно Ильину стану «пресекать» «злодеев» на которых им указали, могут стать лишь слепым инструментом в руках зла.
На самом деле Ильин в этой главе пытается впихнуть мирскую логику в христианство. Это согласно мирских законов злодеев нужно наказывать, соответственно степени их вины. И конечно «бытие злодея есть проблема совсем не для одного пострадавшего». И конечно — это проблема и для всех и для пострадавшего, «как для члена того общественного единения, которое призвано к общественному взаимовоспитанию и к организованной борьбе со злом». И эта борьба со злом должна быть организована на основе того колоссального, во многом трагического опыта, который накопило человечество. Иначе «борцы» будут уподобляться «строителям», которые решат построить жилище не вникая в накопленный в строительстве опыт, а чисто на основе своей интуиции и веры в провидение. Понятно, что кроме захудалого шалаша, ничего не получится. Но это мирская логика. У Христа логика другая. О ней и говорит Толстой в своем учении. И Ильин в этой главе во многом соглашается с ним.
01:07 23.10.2023
Вопрос в том легитимно ли насилие.
08:42 25.10.2023
Ruby Ludwig Valentin (Mad_and_crazy) писал (а) в ответ на :
> Вопрос в том легитимно ли насилие.
Можно и так сказать. Правда здесь сразу возникает вопрос о системе определения, какое насилие легитимно, а какое нет. А здесь как раз главный затык современности. Скажем в международных делах. Каждый, кто творит зло, вопит о легитимности своих действий и о варварстве своих противников.
22:02 27.10.2023
Критика от kiselev книги Ивана Ильина «О сопротивлению злу силою» Глава 16. О видоизменениях любви
В начале этой главы Ильин пренебрежительно высказывается о любви, которая обращена к воображению и чувственному ощущению, называя ее «бездуховной». По его мнению, духовная любовь обращена к воле и разуму и «способна принять форму тяжкого и безрадостного служения».
Вообще, любовь к богу, как и другие виды любви — это чувство или, если угодно, чувственное ощущение. И конечно, бог у людей в воображении, ибо ну очень мало людей видели его вживую, и те лишь согласно преданий.
Воля и разум — это не про любовь, а про достижение цели. А цели у людей могут быть разными, как меркантильными, так и возвышенными. Пример людей с меркантильными целями - те самые «торговцы в храме», о которых упоминает Ильин. Пример людей с возвышенными целями — европейские политики после Второй мировой войны, которые, используя волю и разум, построили Европейский союз и на десятилетия обеспечили мир и процветание, до того столетиями воевавшей, Европе.
В этой главе Ильин продолжает развивать свою мысль о том, что «понуждение и пресечение» следует проводить из любви и «благожелательства». Но если некий злодей натворил таких дел, что его, по мнению Ильина, следует убить, то какая же в этом случае может быть любовь к этому злодею и желание ему блага? Автор находит выход в «видоизменениях любви». В результате духовная любовь у Ильина приобретает «духовно-отрицающий лик». Тут возникает вопрос: Если что-то является духовно-отрицающим, то есть отрицает духовность, то как ЭТО можно назвать духовным? Видимо, чтобы не смущать читателя этой нелепостью, Ильин далее использует выражение «отрицательный лик любви», благоразумно опустив «духовно».
Эта «видоизмененная любовь» у Ильина «проходит через целый ряд классических состояний». В их числе - причинение психических страданий, отвращение, неуважение, невозможность войти в положение, безжалостность и казнь. Но если задуматься, как отвращение и безжалостность могут быть совместимы с любовью? Разве они не есть признаки ненависти?
По Ильину, «стадии любви» не следует допускать в себе без достаточных оснований и «всегда удерживать их в родовом лоне коренного благожелательства». А что значит «благожелательство»? По идее, это пожелание блага. А благо — это нечто хорошее, доброе, полезное. Но Ильин, очевидно, никому никакого блага не желает. Его «благожелательство» - это пожелание не удачи, не счастья и даже не отсутствия страданий, а пожелание страданий и несчастия, ценой которых, по мнению Ильина, только и можно приобрести «духовное совершенство». Таким образом Ильин и «благожелательство» «видоизменил» на свою противоположность.
Конечно, описанные Ильиным «стадии» в реальности имеют место быть в отношениях между людьми. В ходе развития цивилизации люди усвоили, что различные формы агрессивного поведения вызывают ответную агрессию и, как следствие, могут приводить к значительному ущербу обеих конфликтующих сторон. В результате в морали и праве закреплялись различные рамки и ограничения на проявления агрессии. В наше время дело дошло даже до того, что в Европе полностью запрещена одна из ильинских «стадий любви» - смертная казнь. Она не допускается ни при каких условиях. И дело здесь не в любви. Дело в морали, которая является производной от многовекового опыта. Опыта, в котором было много всего, включая многочисленные казни самых различных видов.
Ильин пишет, что «отрицающая любовь безрадостна и мучительна для человека», но она не подлежит «превращению в положительную любовь, как бы об этом ни молила, может быть, утомленная или изнемогающая душа». Вероятно это продолжение темы из предыдущей главы, где Ильин отдал часть души «сильного человека» дьяволу. Здесь «утомленная или изнемогающая» часть души без дьявола уже не управляет, но еще пытается вымолить «положительную любовь», но видимо без шансов. Заняв часть души, дьявол со временем берет под контроль ее всю. Подавив сопротивление, дьявол отбирает у души любовь и, видоизменив ее, «освещает» уже видоизмененной «любовью» свои злые дела.
На самом деле Ильин в этой главе пытается как-то скрестить насилие с духовной любовью. И делает он это «видоизменяя» ее до неузнаваемости, до «духовно-отрицающего вида». Понятно, что это уже и не духовная, и не любовь. На самом деле это проявление злых и личных страстей, о которых проговаривается Ильин. И источником их чаще всего является как раз таки животное в человеке, и похоти животного, а не дух. Человек духовный старается эти страсти в себе обуздать. И действительно, его задача состоит «в том, чтобы не допускать их в себе без достаточных оснований, чтобы духовно владеть ими, чтобы не давать им затмевать ясность духовного взора».
Пожалуй ничто не дает такую свободу злым и личным страстям как война. На время войны люди как бы переходят на первобытный, животный уровень стаи. Инстинкты агрессии к чужим и альтруизма к своим обостряются. Основным мотивом для солдат становится ненависть к врагу, активно культивируемая пропагандой. Со временем добавляется еще один мощный мотив — месть за погибших товарищей. Но, по Ильину, «активное, наступающее на злодея сопротивление злу желает и другим людям, и самому злодею – совсем не зла, а блага. И потому оно может быть и должно быть делом поборающей любви». Здесь Ильин вновь предстает единомышленником Толстого. По мнению обоих, в норме, как и проповедовал Христос, люди должны любить друг друга и желать друг другу блага. В реальности далеко не все и не всегда поступают таким образом. Чтобы исправить это Толстой предлагал людям изменить свое поведение, жить согласно христовым заповедям и, следовательно, отказаться от насилия и перестать убивать друг друга на войнах. Ильин же поступил «креативно». Он «видоизменил» понятия любви и блага так, чтобы они соответствовали поведению людей, причем людей, по факту не соблюдающих заповеди Христа.
Здесь можно привести такое сравнение. Девушка становится на весы и видит 120 килограммов вместо желаемых 60-ти. Дабы увидеть желаемое, она не садится на диету и не занимается физухой, а просто подкручивает весы, чтобы они показывали 60 вместо 120-ти.
09:13 08.11.2023
Критика от kiselev книги Ивана Ильина «О сопротивлению злу силою» Глава 17. О связанности людей в добре и зле
Пожалуй основная мысль этой главы в том, что люди взаимодействуют и влияют друг на друга. Это очевидная и банальная истина, ибо человек — существо общественное.
Но рассмотрим содержание главы подробнее. Она начинается известной истиной «чужая душа потемки». Я, конечно, с ней согласен. Далее следует — «каждый человек плохо знает сам себя и всегда обнаруживает себя другим во всех своих основных свойствах и склонностях — целиком». То есть, по Ильину, своя душа тоже потемки.
Но если КАЖДЫЙ человек плохо знает сам себя, то это относится и к ильинским «пресекающим». Они, в представлении Ильина, в своей душе должны ощущать, что «подлинно связаны любовью и волей с началом божественного добра». Но они тоже люди, а значит, по Ильину, плохо знают сами себя. А если так, то где гарантия, что они «подлинно связаны любовью и волей» с божественным добром, а не с дьявольским злом? Если человеку сложно разобраться с отношением к людям в своей душе, то оценить связь с такими абстрактными сущностями как «божественное добро» и «дьявольское зло» ему еще сложнее. Здесь куда проще перетолковать все в лучшую сторону и идеализировать самого себя.
По Ильину, человек плохо знает сам себя, потому, что каждая человеческая душа в огромной своей части состоит из бессознательных содержаний и люди склонны легко забывать о себе многое неприятное и дурное.
Действительно, многие люди плохо знают свою душу, хотя бы потому, что не хотят в ней копаться и все выяснять. Значительную часть их поступков, действительно, определяют подсознательные желания. Однако эти желания не есть что-то случайно появившееся в душе человека. Они — продукт переработки опыта, а также врожденных инстинктов. Отношение к другим людям также зависит от опыта, пережитого человеком. В его душе откладываются различные наборы внешних признаков поведения людей (образы) и соответствующие им шаблоны реакции уже его самого. Система шаблонов в душе постоянно обновляется и изменяется в соответствии с новым опытом. Чем ближе шаблоны к сознанию, тем легче они поддаются модификации. При формировании таких шаблонов человек использует доступные ему внешние проявления другого человека. Это и движения тела, и мимика, и конечно слова. Многие из этих шаблонов формируются бессознательно, как написал Ильин. И здесь у стороннего человека есть то преимущество, что он видит все со стороны. Но сам человек видя реакцию на свое поведение также корректирует свои шаблоны, причем часто также «бессознательно».
Дело осложняется тем, что часть шаблонов содержат образы редко случающихся ситуаций. И так как в обычной жизни они никак не проявляются, то их существование может оставаться тайной как для окружающих, так и для самого человека.
Ильин пишет, что человек проявляет свою душу через свое тело. Замечу, что в третьей главе он писал: «все телодвижения человека, слагающие внешнюю видимость его деяния, могут проистекать и из добрых, и из злых побуждений», «самое свирепое выражение лица — может не таить за собой злых чувств; самая „обидная неучтивость“ может проистекать из рассеянности, вызванной глубоким горем или научной сосредоточенностью». В третьей главе оценивать добро и зло в душе других людей по их телодвижениям было нельзя, а в этой главе они — самое верное средство.
На самом деле, один человек может оценивать другого лишь по его внешним проявлениям: телодвижениям и результатам этих телодвижений, мимике и словам. Заглянуть в душу другого нельзя, приходится оценивать то, что можно воспринять органами чувств снаружи, в первую очередь зрением и слухом. Внешние проявления бывают самые разные. Это могут быть геройские поступки, откровенные злодеяния, важные слова поддержки другому человеку в трудную минуту, а также пустопорожний треп и малозначимые телодвижения типа поправить прическу. Соответственно и влияние их на оценку добра или зла в душе также весьма отличается. Если некое внешнее проявление считается значимым с точки зрения различения добра и зла, то его называют поступком. Обобщив такие оценки относительно конкретного человека, люди делают вывод о содержании души этого человека. Эта оценка всегда приблизительна и может существенно измениться при новых поступках.
Что-то понять в чужой душе можно, но сложно, ибо вы не можете знать все те события в далеком прошлом, которые сформировали душу этого другого человека и те все недавние события, которые повлияли на его текущее состояние.
Анализ жестов и мимики носят вспомогательный характер. Он может помочь диагностировать неискренность или ложь. Но и это не простая задача. И это тем сложнее, чем более искушен оцениваемый человек. Люди много работавшие над своей душой не склонны к непроизвольным движениям, так как многое из своего подсознательного они уже познали и скорректировали. Например, старых мудрецов сложно чем-то удивить и по их лицу вы вряд ли что-либо прочтете. Это простые и наивные люди дают такую возможность. Но если мы говорим о злодеях, то часто это как раз таки люди не простые и не наивные. Это люди много заботящиеся о том, что бы их коварные замыслы окружающие не смогли прочитать не по жестам, ни по мимике, ни по походке.
По Ильину добро и зло между людьми передается через невербальное бессознательное общение. Конечно такое общение между людьми имеет место быть, но замечу, что оно объединяет нас с животными. Волки скалят зубы, быки бьют копытом о землю, а собаки виляют хвостом, то есть через телодвижения бессознательно передают некие сообщения другим животным. Но люди обмениваются знаниями, в том числе о моральных категориях, не бессознательно, а используя слова. В этом их отличие от животных. Причем не только в личном устном общении, но и посредством письменности. Именно благодаря ей, знания могут передаваться между поколениями через века. Например мы в двадцать первом веке можем узнать, что писали о добре и зле Ильин, Толстой или, скажем, Конфуций.
Именно наличие разума у людей позволило осознать, что у людей «имеется одна, единая, всем им общая цель, такое общее благо, которое — или сразу у всех будет, или сразу у всех не будет: это есть мир на земле, расцветающий из человеческого благоволения». И это результат ОСОЗНАНИЯ, а не результат бессознательного общения.
Осознание общих целей привело к организации совместных действий и люди создали государства, которые управляются «немногими от имени всех и от лица единой, общей цели». В них «чувство взаимной связи и взаимной ответственности, созревая, указывает людям их общую духовную цель и заставляет их создать единую общую власть для служения ей».
И конечно «строить совместную жизнь ради общей цели» «властвующий центр» «может только тогда и лишь постольку, поскольку общественное мнение поддерживает его своим сочувствием и содействием», «власть и народ должны быть согласны в понимании зла и добра и солидарны в волевом отвержении зла; вне этого обе стороны идут навстречу гибели». Здесь у Ильина все верно.
19:45 12.11.2023
Критика от kiselev книги Ивана Ильина «О сопротивлению злу силою» Глава 18. Обоснование сопротивляющейся силы
В этой главе Ильин утверждает, что злу сопротивляться необходимо, но «физическое пресечение» не есть главное «проявление борьбы» и должно применяться для пресечения только злых поступков. Он пишет: «Понятно, что, если бы зло совсем не обладало агрессивной тенденцией или не изливалось во внешних поступках, то сопротивление ему посредством физического пресечения было бы ненужно и невозможно». Это мысль верная, но с теорией Ильина она не очень стыкуется. Согласно третьей главе само внешнее действие не может быть добрым или злым. То бишь, по Ильину, каким бы ни был поступок, сначала следует заглянуть в душу человека и определить со зла ли он действовал и лишь потом применять «физическое пресечение». Из предыдущей главы следует, что заглянуть в душу другого человека можно проанализировав всевозможные проявления его тела. Эта информация «в виде смутных симпатий и антипатий» будет основой для определения зла в чужой душе и следовательно эти симпатии и антипатии в душе «пресекающего» и будут в основном определять применять ли «физическое пресечение».
На самом деле нравственно-отрицательное и предосудительное в поступках и есть зло. В борьбе с ним действительно допустима сила. Из ильинского же определения зла логично следует, что «внешний акт не прибавляет ничего к злопыхательству и при наличности последнего является несущественным». В этой главе Ильин с этим не соглашается и фактически опровергает свое определение зла из третьей главы.
В этой главе необходимость насилия в борьбе со злом выводится уже не из «божественного луча пронзившего душу пресекающего», а из практического опыта человечества. Сначала следует утверждение «в разные эпохи и в разных общинах лучшие люди гибли, насилуемые худшими, причем это продолжалось до тех пор, пока лучшие не решались дать худшим планомерный и организованный отпор». Кого Ильин понимал под «лучшими», а кого под «худшими»? Возьмем, к примеру, историю Российской империи. Петр I — лучший или худший? Может быть Екатерина II — худшая, а выступивший против нее Емельян Пугачев — лучший? Или возьмем Римскую империю. Может быть римляне были «худшими», а «насиловали» они варваров, которые были «лучшими»? А потом эти «лучшие» решились дать «худшим» организованный отпор и захватили Рим? Или может быть Ильин имел ввиду разнообразные революции, когда угнетаемые «лучшие» сбрасывали власть «худших»? По типу французской или российской октября 1917-го года? Но нет, последнюю совершили большевики, а они, по Ильину — исчадие ада и не могут быть «лучшими». Так кто же эти ильинские «лучшие» и «худшие»? Может быть отнести к «худшим» злых людей, которые в разные эпохи прибегал к насилию, а к «лучшим» людей добрых, которые принципиально этого не делали? Но тогда это учение Толстого, которое Ильин считает в корне неверным.
Далее Ильин утверждает, что страх и страдания «пробуждают и укрепляют» правосознание и моральное чувство. И в этой же главе он пишет «Посредством внешнего понуждения и пресечения невозможно сделать человека добрым или принудить его к добрым делам». Эти две мысли мало совместимы. Если что-то не приводит к увеличению добра, то вряд-ли оно может «укрепить моральное чувство».
Страх и страдания как раз таки присущи миру животных и в значительной мере управляют их действиями. Эти чувства не появились в жизни человечества вместе с появлением закона. До того как люди додумались жить по правилам, в их жизни было гораздо больше и страха и страданий. Была война всех против всех, при которой насилие было «естественным» действием. Смысл появления законов в ограничении насилия и, соответственно, уменьшении страха и страданий. Если нет закона, то боятся вам следует каждого встречного, ибо его ничего не ограничивает. Что ему его животное «нутро» подскажет, то он и сделает. А если нет никакого морального закона, то этот встречный, вполне вероятно захочет вас зарезать, чтобы забрать то, что у вас есть. Для выживания у вас должно быть достаточно силы, чтобы дать отпор, а для надежности вы наверно попытаетесь зарезать этого встречного первым. Он, для которого вы такой же «встречный», понимая что ему грозит, попытается вас опередить, даже если изначально у него и не было насильственных намерений. Вот так и раскручивается война всех против всех.
Закон ограничивает насилие, в том числе ответное насилие на причиненное зло. И «Ветхий Завет» тому пример. Относится ко всем «встречным», равно как отвечать обидчикам следует не кто во что горазд, а по установленным правилам. За нарушение правил последует наказание. Если все соблюдают правила, то у вас снижается чувство страха перед каждым «встречным», ибо он тоже «под богом ходит».
Об этом пишет Ильин в этой же главе. Закон несет избавление от «страха за свою жизнь, за свободу, за права, за свой труд, за свое творчество, за свою семью, который вызывает в людях взаимное недоверие, настороженность, отчуждение, враждебность, ненависть и ожесточение (bellum omnia contra omnes). Ожидать отовсюду нападения и злодейства — значит подозревать всех, видеть всюду врагов, готовиться к отпору и гибели и готовить гибель другим.»
Даже если вы не соблюли какое-то правило, то вы знаете чем это, согласно правил, вам грозит и не боитесь, что обиженный вами ответит как ему вздумается.
По своей идее, законы вводятся для общественного блага, а не для страданий. Если законы не стремятся к общественной пользе, а лишь несут угрозу наказания, то очень скоро несоблюдение таких законов становится моральной нормой, народ начинает укрывать его нарушителей, а государство идет к гибели, как написал Ильин в предыдущей главе.
На самом деле, наличие духовной составляющей и создало законы. С течением времени, с увеличением духовности происходило усовершенствование законов и снижение страха и страданий, которые они несли. В идеале «не оказывается злодеев, подлежащих уловлению и казнению», о чем пишет Ильин в этой главе. То есть, никого не наказывают, никто не страдает и боятся нечего.
«Новый завет» провозглашает этот идеал в виде «Царства Божие» и говорит уже не просто об ограничении насилия, а о полном отказе от него. Даже в отношении тех, кто совершает зло. Для современного общества это остается идеалом, а не реальностью. Сейчас государства действуют скорее в духе «Ветхого завета», но движение в сторону «Нового завета» все же есть, например та же отмена смертной казни.
Ильин пишет о сторонниках «чистого» непротивления, которые стали подрывать корни и валить «вековой дуб» законности. В этих его словах действительно есть зерно истины. На самом деле, это частая история о том, как новые поколения легко ломают доставшееся в наследство старое ради новых идей. Часто не понимая, что эти устаревшие институты все равно играют важную роль и их простой слом чреват серьезными, иногда трагическими последствиями. Усовершенствуя систему или устраняя ее дефект, следует анализировать все ее взаимоотношения с окружением. И здесь люди часто упускают из виду функции реформируемого института, которые работают четко и правильно. Это объяснимо тем, что недостатки вызывают сильную эмоциональную реакцию и соответственно привлекают внимание, а к тому, что на их памяти работало всегда и правильно, люди привыкают и не обращают внимания, почему-то полагая, что так будет всегда, чего бы они не нареформировали.
Так практически всегда происходит во время революций. Часто отрицательные последствия слома системы превосходят положительные последствия исправления «дефекта». При этом выиграть могут соседние общества, которые под влиянием революционных событий проводят соответствующие изменения. А вот породившее революцию общество на время отбрасывается назад. В качестве примера вполне можно привести революцию 1917-го года в России. Пойдя, ради вполне благих намерений, на слом царского режима и религии, получили гражданскую войну. А по ее итогу создали государство, которое, по мнению многих, относилось к своим гражданам еще жестче, чем при царе.
Ильин пишет, что революции и войны ставят человека в положение воина, который призван физически остановить и пресечь, посеять страх, страдание и смерть. А на чьей стороне? На стороне добра. А как понять какая сторона есть добро, а какая — зло? По Ильину, видимо, добро — это власть. А что как эта власть — это «худшие», насилующие «лучших»? Ведь тогда наш воин будет просто орудием в руках насильников.
В гражданских войнах часто дело осложняется тем, что за старую власть уже никто не сражается. В ту же российскую гражданскую кроме тех, кто сражался за власть Советов, были те, кто сражался за власть Учредительного собрания, те, кто сражался за власть Колчака и еще всякие разные. Все сеяли страдания и смерть. Но кто за добро, а кто за зло? В качестве иллюстрации можно привести судьбу литературного героя Григория Мелехова из «Тихого Дона». Он то с красными убивал белых, то с белыми убивал красных. Когда он защищал добро, а когда был инструментом зла? Ильин конечно считал злом красных. Сторонники Ленина злом считали белых. А сторонники учения Толстого сочтут, что Мелехов служил злу в обоих случаях.
В конце главы Ильин соглашается, что «пресечение» в условиях потрясений может увлекать и ожесточать человеческие души, «терять под собой настоящую духовную почву». По Ильину, необходима большая сила видения и мудрости для того, чтобы найти верную меру для действия меча. Это верно. А что если этой «большой силы видения» нет? Тогда и получается «взявший в руки меч» Григорий Мелехов.
Сегодня люди могут при определенных обстоятельствах прибегать к насилию. Однако те, кто не имея «видения и мудрости», а я бы сказал «не понимая последствий своих действий», прибегают к «мечу», уподобляются тем, кто ремонтирует свое авто при помощи кувалды. Иногда к ней действительно стоит прибегать. Но, те, кто не умеют пользоваться никакими другими инструментами, никогда не отремонтируют машину. По крайней мере машину современную, какой является современная цивилизация. «Ездить» им придется на древних телегах, для ремонта которых кувалда вполне подойдет. То бишь жить как их предки тысячи лет назад.
10:49 22.11.2023
Критика от kiselev книги Ивана Ильина «О сопротивлению злу силою» Глава 19. О мече и праведности
В этой главе Ильин пишет, что человек ведет борьбу со злом «не в качестве праведника и не среди праведников». «Восприятие зла неминуемо вызовет в его душе и возмущение, и соблазн, и замешательство, и преодолевающие усилия, словом, все то, что не может не разразиться в душе живущего страстями неправедника». То есть «пресекающие» — это люди со страстями неправедника в душе.
Далее Ильин занимается любимым делом — размыванием понятий и их «видоизменением».
Здесь он проделывает это с «человекоубиением». Все нормальные люди понимают под убийством лишение жизни кого-либо. А под завистью — зависть, а под злобой — злобу, под безразличием — безразличие, но никак не убийство. Ильин же приравнивает к убийству некие «степени ненависти, злобы и вражды»: «в каждом зачатке ненависти, в каждом оттенке злобы, в каждом отвращении человека от человека, мало того, в каждой неполноте любви, от простого безразличия до беспощадного пресечения, — укрывается в начатке и оттенках акт человекоубиения». Очевидно, что такое «видоизменение» убийства нужно Ильину чтобы сделать его не таким уж страшным делом. Ну вы же иногда злитесь, к кому-то испытываете отвращение, кого-то не вполне любите, то есть, по Ильину, уже как-то участвуете в «акте человекоубиения». Так что, по ильинской логике, лишив кого-то жизни, вы ничего принципиально нового не совершите. Очевидно, что эта «философия» никак не соответствует христианской заповеди «не убий».
Далее Ильин пишет, что «видоизменения любви» приводят к утрате тех качеств, «которые так необходимы каждому для борьбы с его собственными злыми порывами и страстями». Оно конечно так, ибо ильинская «видоизмененная любовь» не что иное как ненависть. А ненависть конечно способствует «злыми порывам и страстям».
Более того, по Ильину, состав действий «пресекающего» «легко будит его страсть, вводит его в ожесточение, дает ему особое наслаждение азарта, наполняет его враждою, бередит в нем свирепые и кровожадные инстинкты». Таки «человек не машина и не ангел: его неуравновешенная и страстная душа вовлекается в эту борьбу не только лучшими своими силами, но и худшими своими сторонами, и, вовлекаясь, впадает в такие состояния, которые не просто „далеки от праведности“, но которые, быть может, вызывают в ней порочные тяготения и ведут ее к новым грехам». Здесь все верно. И как этому человеку с «порочными тяготениями» можно доверить самостоятельно решать кого казнить, а кого нет? Кроме того, этому человеку, «как существу страстному и грешному, чрезвычайно редко приходится вступать в эту борьбу со злодеями из чисто духовных и вполне лично-незаинтересованных побуждений». Этот «пресекающий» человек в своей борьбе часто видит «простую разновидность устраивающей его жизнь службы и не помышляет о большем… Как легко примешиваются здесь к наличному религиозному или патриотическому чувству побуждения личного успеха, выгоды, мести, жестокости».
Не менее ярко Ильин описывает войну. Во-первых, «лучшие, храбрейшие, героичные гибнут на войне, а ловкие и хитрые переживают ее». Во-вторых, «люди на войне привыкают к убийству, и, растратив непосильный для них и несвойственный им героизм, они возвращаются к обычной жизни с притупленным нравственным чувством, с истощенным и расшатанным правосознанием, с переутомленной волей с одичавшими и больными страстями». И в-третьих, «войны иногда вызывают к жизни междоусобия и революции отчасти именно потому, что они развязывают в душах кровожадность и приучают людей посягать, не опасаясь и не удерживаясь». Все верно. Отсюда и нелюбовь Толстого к войнам. Он то на личном опыте знал, что это такое.
Заканчивается глава противопоставлением «слабого» и «пресекающего» человека. По Ильину, тот, кто убоится стать неправедником и убийцей, с азартом предающимся злыми порывам и страстям, есть человек «слабый». Ильин ставит выше «пресекающего» с «растревоженной в своей совести душой человекоубийцы». Автор совсем не рассматривает вариант человека, который «убоится» стать неправедником и убийцей, вследствие не слабости, а своих духовных убеждений.
Ильин в этой главе отвечает на основной вопрос, поставленный в начале книги: «Может ли человек, стремящийся к нравственному совершенству, сопротивляться злу силой и мечом? Может ли человек, религиозно приемлющий Бога, Его мироздание и свое место в мире, — не сопротивляться злу мечом и силой?» Из рассуждений автора явно следует: «человекоубийца», сопротивляющийся злу мечом и силой, есть человек неправедный, то есть человек не преемлющий мироздание Бога. Это человек, освободивший свои злые порывы и страсти от религиозных ограничений. Законы из Библии ему не указ. В своих действиях он руководствуется своими соображениями о необходимости борьбы со злом, а не заповедями Христа. Эти соображения просты: буквально соблюдая заповеди Христа зло не победить. Придя к такому выводу и не смея выступить против Христа, Ильин находит выход в извращении этих заповедей таким образом, чтобы представить их нарушение некой формой служения Христу. Это порочный подход. С рациональной точки зрения, если видно, что соблюдение некого свода правил приводит к нежелательным последствиям, то следует либо отказаться от него, либо, если там есть очень правильные вещи и отказываться от свода правил целиком не хочется, скорректировать его оставив правильное и исправив неправильное. Неисполнение части правил никоим образом не может служить их поддержкой. Если кто-то выступает за сознательное неисполнение неких правил, то очевидно, что он выступает против этих правил.
В реальной жизни противодействие злу может принимать различные формы — осуждение, порицание, силовой ответ и насилие. Так как насилие является опасным инструментом, то в современном цивилизованном обществе его применение ограничивается законами. Устанавливается монополия государственных силовых структур на его применение. Смысл здесь в том, что к исполнению насильственных действий допускаются специально отобранные, подготовленные и находящиеся под особым контролем люди. Так должно быть. Но это тоже люди, со страстями, азартом и инстинктами в душе. Многие из них действуют из чисто духовных и вполне лично-незаинтересованных побуждений, многие «видят в этом простую разновидность устраивающей их жизнь службы», а многие строят карьеру и стремятся к личному успеху. Но чтобы в их действиях соображения личной выгоды, мести и жестокости, а также «тараканы» в головах, не взяли верх над соображениями профессионального долга, чести и достоинства и нужна подробная правовая регламентация их деятельности.
По сути, Ильин говорит, что в борьбе с разнузданными людьми следует разнуздать себя. На самом деле такое действие есть признание поражения действующих норм. Защитник правил не смог противодействовать злодею в рамках этих правил. Это значит, что он не смог эффективно их применить либо сами правила оказались не эффективными.
Конечно, отказ от соблюдения норм их защитниками может воздействовать на правонарушителя. Ощутив на себе как оно, когда те с кем ты взаимодействуешь не соблюдают правила, злодей может задуматься о том, что может эти правила все же нужно было соблюдать и ему. Однако этого может и не произойти. Тогда получится, что злодей навязал свою волю бывшим защитникам правил и с их помощью уничтожил эти нормы.
Через какое-то время, возможно, все поймут, что жить без правил плохо и захотят их вернуть. Однако для возобновления действий норм, возможно обновленных, не обойтись без разъяснения, если угодно агитации, почему именно их следует принимать. А раз так, то почему-бы защитникам правил не попытаться «переубедить» злодеев наказанием не выходя из правил? Если же некое правило не выполняет функцию, для которой оно вводилось, то его следует изменить на то, которое будет работать, а не оставлять правило неизмененным и вводить в норму его неисполнение.
Подавляющее большинство родителей учат своих детей избегать драк и других форм насилия. За этим стоит простое желание уберечь своего ребенка. Взрослые понимают, что большинство поводов для конфликов через какое-то время будут не такие «ужасные», как кажутся детям. А вот увечья в драке ребенок может получить на всю жизнь, а может и погибнуть. Учителя и различные общественные организации, занимающиеся процессом воспитания также учат решать конфликтные ситуации через переговоры, а не слепо повиноваться своим душевным порывам и страстям. Их усилия направлены на снижение уровня насилия. Такие программы есть по всему миру. Есть места, где это не совсем удается. Например в Венесуэле и Бразилии многие подростки решают свои проблемы кулаками, ножами и даже пистолетами. Вырастая, они становятся членами преступных банд с «порочными тяготениями». Очевидно, что философия, изложенная Ильиным в этой главе, это миропонимание жителей фавел Рио-де-Жанейро, а не Цюриха или Стокгольма. На самом деле, тот кто, не смотря на внутреннее возмущение, пытается решить конфликт миром не обязательно «дрейфит», а, возможно, просто осознает свою ответственность за поддержание мира. Он прибегает к насилию лишь в крайнем случае. Правило «бей первым» из бандитской подворотни, а не одно из правил цивилизованных отношений.
10:42 28.11.2023
Критика от kiselev книги Ивана Ильина «О сопротивлению злу силою» Глава 20. О ложных решениях проблемы
В этой главе Ильин задает вопрос: Вводит ли нас внутренне гнев, отвращение и безжалостность в Царство Божие? Ответ очевиден, в том числе и для Ильина — Нет. Это ответ в духе учения Толстого. Автор подтверждает здесь свое согласие с Толстым рассуждениями о справедливости и христианской любви, которые не есть одно и тоже. Ильин утверждает, что «справедливая мзда не может и не должна признаваться нравственно-совершенным обхождением человека с человеком», ибо «несправедливо солнце, одинаково изливающее свой свет на добрых и на злых, но совершенное в этом всепрощающем любвеобилии (образ всеблагого Божества)». Здесь автор выступает сторонником толстовского понимания христианской любви.
В этой главе Ильин утверждает, что «далеко не всякая неправедность есть грех». По его мнению, неправедность будет грехом только тогда, когда она проистекает из недостаточной силы человека в добре.
А достаточно сильный в добре человек — это кто? Вообще, это добрый человек, который остается добрым, не смотря на разные жизненные обстоятельства. В пределе, это человек, который творит добро всегда и везде. Он не способен делать зло, даже по отношению к злодеям. Очевидно, что этот идеально добрый человек и есть христианин в понимании Толстого.
Чем слабее сила человека в добре, тем легче он переходит на применение зла в ответ на ущемление своих интересов. Многие люди могут достаточно агрессивно отстаивать свое. Человек совсем слабый в добре способен ответить злом даже на какой-нибудь косой взгляд и даже тогда, когда этого взгляда на самом деле и не было, а он лишь причудился, то есть родился в воображении этого человека. Это и есть человек злой.
И вот, по Ильину, если неправедные поступки совершает достаточно сильный в добре человек, то это не есть грех. А если неправедные поступки совершает человек слабый в добре, то это всегда грех. Очевидно, что здесь слово «добро» используется не в общепризнанном, а в «видоизмененном», ильинском значении. По Ильину зло, творимое «пресекающими» в ответ на зло, есть добро. А своим «пресекающим» Ильин позволяет все. Даже если неправедность его действий очевидна не только другим людям, но и самому «пресекающему», его поступок, по Ильину, «является сознательным, волевым и зрячим осуществлением неправедности, но он не является ни падением, ни проступком, ни грехом».
Далее Ильин пишет: «… неправедный исход может быть осуществлен человеком потому, что самое положение, в которое он поставлен, самые объективные условия его поступка – исключают праведный исход».
Неправедная жизнь - это жизнь не в согласии с законами Бога. Грех есть беззаконие как нарушение норм (закона, порядка) человеческого бытия, определенных Богом. Закон Бога определяет как следует поступать при определенных условиях. Если кто-то говорит, что при конкретно этих условиях поступать следует как-то иначе, то он выступает против данного закона.
Ильин пишет «… нравственно-несовершенное не всегда практически запретно и что оно незапретно именно там, где объективно невозможен праведный исход». Что это за ситуация, при которой «объективно невозможен праведный исход»? Это положение, при котором закон Бога что-то предписывает (праведный исход), но человек решает, что это предписание «объективно невозможно». То есть, человек ставит свое понимание выше священного писания. Для атеиста вполне логичный подход, но не для человека верующего. По Ильину получается, что при определенных ситуациях законы Бога предписывают «праведные исходы», которые могут быть «объективно невозможны». Это не что иное как сомнение в истинности заповедей.
В результате своих размышлений Ильин выдает: «Использование силы и меча на самом деле есть «негреховное совершение неправедности». Что тоже самое, что «не нарушающее закон беззаконие» - безсмысленная игра слов.
Да, люди, в том числе считающие себя верующими, не всегда поступают согласно заповедям Христа. В неких ситуациях они выбирают «неправедный исход». Но в этом случае они однозначно грешат. Это ситуация, когда человек предпочитает вере защиту неких своих интересов или неких отличных от веры идеалов. На этот случай даже есть устоявшееся выражение «взять грех на душу».
А как, согласно Ильину, человек должен определить «объективную возможность» или «невозможность праведного исхода»? Его ответ: «Человек, ведущий борьбу со злодеями, должен сам видеть, и усматривать, и оценивать все условия борьбы, разумея их своим человеческим умом и принимая решения своей, человеческой волей; он должен понимать, что он вынужден обращаться к этим средствам именно потому, что он сам не Бог, а лишь ограниченный, но преданный слуга Божий, и потому он должен совершать это необходимое – по своему крайнему, человеческому разумению и усмотрению. И тогда он увидит, что эти неправедные средства являются для него не просто «позволенными», но и не «освященными», а обязательными во всей их неправедности».
А в начале этой главы Ильин писал, что совесть дает человеку, бессловесно и немысленно, ответ «о единственно-праведном; и притом так, что этот бессловесный, но активно-понуждающий ответ, как бы порыв к определенному действию, сообщается человеку без участия мысли или слова». То есть при выборе средств достижения цели следует пользоваться своим умом, а вот о самой цели, по Ильину, задумываться не стоит; достаточно эмоционально-волевого толчка без участия мысли или слова.
По Ильину, нравственное совершенство душевного состояния «понуждающего» человека «не соображается ни с какими обстоятельствами, не применяется ни к каким соображениям, не обусловливает себя никакими данными ограничениями». То есть, по Ильину, включать мозг и анализировать порывы своей души «пресекающему» не нужно. Но это и есть не что иное как «разнуздание» этой души. Хорошо, если в душе в силу воспитания и жизненного опыта, было заложено добро. А если зло? При подходе Ильина и оно получает свободу.
А вот при выборе средств реализации душевных порывов «пресекающему» следует включать мозг и действовать согласно своей воле. По ильинской логике, если человек поступает согласно своей воле, а не воле Бога, то используемые им средства становятся для него «обязательными во всей их неправедности».
Слуга Божий тот, кто действует согласно воле Бога и свою человеческую волю он подчиняет воле Бога, потому он и слуга. Если человек отказался от соблюдения заповедей Христа, то понятия «праведно», «неправедно» для него не существуют. Этот «разнузданный» человек использует любые средства согласно своим «душевным порывам» и никому ничего не обязан. Никакие средства для него не являются обязательными.
Если человек по своему разумению использует неправедные средства, то это его человеческий выбор, за который он должен нести ответственность. И это относится как к людям, которые считают себя слугами Божими, так и к тем, кто не считает себя слугами Божими.
В конце главы Ильин пишет о неверности обоих крайних решений: непротивления злу насилием и нестесненного использования неправедных средств. Действительно, в нашем реальном мире тотальное непротивление злу насилием может приводить к торжеству зла. И конечно «нестесненное» применение насилия, в конечном счете, ведет к общественной деморализации. Разумное решение — это борьба со злом, в том числе с применение насилия, но чем-то «стесненного», то есть чем-то ограниченного. В своих размышлениях Ильин ничем не ограничивает «пресекающего зло», а лишь требует от него осознавать свою «неправедность».
Это как требовать от насильника, насилующего девушку, «осознавать неправедность» его действий, но разрешать ему поступать по своему разумению, согласно своей воле.
10:02 06.12.2023
Критика от kiselev книги Ивана Ильина «О сопротивлению злу силою» Глава 21. О духовном компромиссе
В начале этой главы Ильин пишет, что «Для христианина вопрос мироприятия разрешается в последовании Христу. Христианин призван идти по Его стопам». И в этой же главе Ильин пишет: «воинствующей обороны для Себя — Христос не восхотел». Из этих двух выражений следует логичный вывод о том, что истинный христианин не должен прибегать к воинствующей обороне.
Далее Ильин пишет: «Отвергающие меч настаивают на том, что путь меча есть неправедный путь. Это верно в смысле абсолютной нравственной оценки; это неверно — в смысле указания практического исхода». Здесь Ильин откровенно указывает на причину своего неприятия учения Толстого — оно неверно «в смысле указания практического исхода». Другими словами учение Толстого не практично, а следовательно не практично и Христианство, ибо учение Толстого «верно в смысле абсолютной нравственной оценки».
Таким образом рассматриваемая книга Ильина — это произведение человека, разуверившегося в практической целесообразности учения Христа, но не решившегося признать этого. По сути, автор считает некоторые заповеди Христа благородными, но наивными мечтами, несостоятельными как универсальные правила поведения. Чтобы оправдать применение насилия и в то же время не отказаться от веры, Ильин «видоизменяет», а по сути извращает, понятия добра и зла, затем любви и праведности, и приходит к термину «негреховного совершения неправедности». При этом автор излагает местами абсурдные и по сути антихристианские мысли.
Ильин пишет: «жизненная мудрость состоит не в мнительном праведничании, а в том, чтобы в меру необходимости мужественно вступать в неправедность, идя через нее, но не к ней, вступая в нее, чтобы уйти из нее».
Если задача уйти откуда-то, то зачем туда вступать? А если вы идете через что-то, например через какую-нибудь реку, то вы к ней не просто шли, а уже пришли.
Да, люди в определенных ситуациях «вступают в неправедность». Но в этом нет никакого «выхода из неправедности». В этом случае люди ставят какие-то свои соображения или идеалы выше исполнения заповедей Христа и это есть отступление от христианства, а не некая новая форма служения Богу.
Еще одна цитата Ильина: «…И вот злодей, поправший духовное призвание человека и понуждающий к тому же других людей, ставит каждого, приявшего Божье дело, перед дилеммой: предать дело Божие и изменить своему духовному и религиозному призванию, соблюдая свою „праведность“, или пребыть верным Богу и призванию, избирая и осуществляя неправедный путь. Из этого положения нет праведного исхода…»
Здесь видно как видоизмененные Ильиным понятия приобретают противоположные значения: «соблюдать свою праведность» — это «предать дело Божие и изменить своему духовному и религиозному призванию», а «пребыть верным Богу и призванию» — это «избрать и осуществлять неправедный путь». Конечно, из этой мути не сделать никакого логичного вывода и не найти никакого «праведного исхода».
Но Ильин все же находит выход. И он в «приятии духовного компромисса» — это «бескорыстное приятие своей личной неправедности в борьбе со злодеем как врагом Божьего дела».
То есть, заведомо неправедным поступкам Ильин приписывает некий духовный смысл. Это не что иное как духовное лицемерие. К сведению, лицемерие — это когда заведомо безнравственным поступкам приписывают псевдоморальный смысл.
Ильин признаёт, что «духовный компромисс» пресекающего является его собственным поступком и называет его «подвигом». И подвиг этот в «духовном напряжении, которое необходимо для открытого и выдержанного приятия возможной вины».
Ильин не замечает, что его подход по факту направлен против права как института. Придя к выводу, что некий закон не состоятелен, он не выступает против этого закона, а призывает не соблюдать его из практических соображений. То есть закон хороший, но соблюдать его не нужно и в этом есть «подвиг». Если верующим людям можно так относиться к законам, данным Богом, то что говорить о законах, написанных людьми? По Ильину, даже правильные, морально совершенные, законы люди могут не исполнять из практических соображений и в этом будет подвиг «открытого и выдержанного приятия возможной вины». Этот лицемерный подход разрушает уважение к праву. Да, люди могут использовать неповиновение как форму борьбы с плохими, несправедливыми законами, законами которые по их мнению должны быть отменены. Но законы вообще, особенно те, которые сами люди считают правильными, они должны соблюдать. Государственная система должна всегда стремиться к тому, чтобы остались только разумные и справедливые законы, обязательные к исполнению всеми. Ильинский «духовный компромисс» — это призыв к неисполнению законов, который разрушает правосознание «пресекающих», а следом и остальных граждан.
В борьбе со злом Ильин видит только две возможности: или «недостойно отвернуться от нее» или «принять меч во имя Божьего дела». То, что со злом можно и нужно бороться не прибегая к мечу, что делают и делали очень многие люди, автор здесь в упор не видит.
Далее Ильин признает: «Христос учил не мечу, он учил любви». Это правда. И следом: «Но ни разу, ни одним словом не осудил он меча». А это не правда. Цитата из Евангелия от Матфея: «И вот, один из бывших с Иисусом, простерши руку, извлек меч свой и, ударив раба первосвященникова, отсек ему ухо. Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут».
Далее Ильин пишет: «Бессмысленно браться за меч тому, кто не знает и не имеет в мире ничего выше самого себя и своей личной жизни: ибо ему вернее бросить меч и спасаться, хотя бы ценой предательства и унизительной покорности злодеям».
Человек, который не имеет в мире ничего выше самого себя и своей личной жизни — это человек бездуховный. В древнем мире таких было много и мало кто из них бросил меч. Тысячелетиями люди, повинуясь животным инстинктам, рубили друг друга мечами, а до этого убивали камнями и палками. Чтобы стать последователем толстовского учения нужно проникнутся идеями Толстого, причем настолько, что поставить эти идеи «выше самого себя и своей личной жизни». И такой человек отдает «личное за сверхличное, смертное за бессмертное, человеческое за Божие». Ради победы идеи христианской любви он готов пожертвовать всем, в том числе своей жизнью, но не променять любовь на насилие. Это не практично, но высокодуховно. Для очень многих людей слишком высокодуховно. Ильин же видит в таком поступке только «предательство и унизительную покорность злодеям», видимо до конца не понимая и не принимая идею христианской любви.
Далее Ильин пишет: «государственное дело совершенно не сводимо к мечу, но меч есть его последняя и необходимая опора». Для него «нужны не худшие люди, а лучшие люди, люди, сочетающие в себе благородство и силу, ибо слабые не вынесут этого бремени, а злые изменят самому призванию меча». Это верно. Государство, действительно, «не сводимо к мечу». И, конечно, для государственного дела нужны лучшие, ответственные и образованные люди, умом понимающие свою важную роль в деле защиты прав своих сограждан, а не те кто будут действовать согласно своим неосознанным желаниям, которые придут к ним то ли свыше, то ли снизу, из области гениталий.
Далее Ильин пишет: «Вести государственную борьбу со злодеями — есть дело необходимое и духовно верное, но пути и средства этой борьбы могут быть и бывают вынужденно-неправедные. И вот, только лучшие люди способны вынести эту неправедность, не заражаясь ею, найти и соблюсти в ней должную меру, помнить о ее неправедности и о ее духовной опасности и найти для нее личные и общественные противоядия». Действительно, государственная борьба со злодеями есть дело необходимое. И оно есть дело правильное. Люди, которые в государстве охраняют право, должны поддерживаться другими слоями общества, а также за этими правоохранителями необходим контроль. Также как такие поддержка и контроль должны быть по отношению к банкирам, транспортникам, сельхозпроизводителям и иным группам, которые все вместе и составляют страну, в которой каждая из групп приносит свою пользу. Люди, которые ведут борьбу со злодеями, конечно, должны соблюсти в этой борьбе должную меру. И они должны понимать, что монахи, ученые, художники и созерцатели, а также многие другие люди, творящие чистое дело чистыми руками, сильно облегчают задачу государства по поддержанию порядка, ибо сами себя исключили из числа насильников.
13:48 12.12.2023
Критика от kiselev книги Ивана Ильина «О сопротивлению злу силою» Глава 22. Об очищении души
В этой главе Ильин пишет: «Правитель или воин с заглушенной или извращенной совестью не нужны никому — ни делу, ни людям, ни Богу; это уже не правитель, а тиранствующий злодей; это не воин — а мародер и разбойник». Это верно. И далее «Они должны твердо знать, где, в чем и почему их деятельность отступает от заветов праведности, и допускать этот строй поступков и установлении не более, чем этого требует необходимость борьбы со злодеями». А на чем должно основываться знание того, где и почему можно и нужно отступать от заветов праведности? Ильин пишет: «В душе воина должны жить могучие, непреступные грани, отделяющие обязательное от запретного, и эти грани не могут поддерживаться одной механической дисциплиной: здесь необходима духовная автономия, осмысливающая дисциплину началами веры, преданности, совести и чести». Раз грани непреступные, то это «запретное в душе» нарушать нельзя. Учитывая, что, по Ильину, не все запреты Христа следует всегда соблюдать, то это «внутреннее запретное» не совпадает с запретным согласно христианской веры. Эти внутренние запреты не определяются и мирскими законами, ибо в приоритете «духовная автономия, осмысливающая дисциплину началами веры, преданности, совести и чести». Таким образом, Ильин предоставляет приоритет не законодательным ограничениям и религиозным заветам, а человеческой душе, которая, как писалось ранее, есть смесь страстей и инстинктов. Сам Ильин далее пишет, что укрытые в душе страсти изливаются в поступки, наполняют их «неожиданным» содержанием и освещают их отсветами затаившегося зла. Не законы и не заветы, а затаившееся в душе зло, по Ильину, в том числе, определяет грани в душе, которые являются основанием для действий воина.
Затем следует одна из базовых сентенций Ильина: «Если душа человека чиста, то верен будет и ее поступок, несмотря на свое видимое несоответствие законам праведности, и обратно: даже самые праведные поступки нечистой души — будут неверны». Это повторение мысли из третьей главы о том, что зло не в поступках, а в душе.
Итак, по Ильину, все действия человека с «чистой душой» верны. А чистота души достигается «постоянной, длительной, напряженной борьбой над своим духовным очищением». Возьмем пример человека, который всю свою, достаточно долгую, жизнь занимался изучением человеческой души. Он написал книги, которые бесспорно относятся к мировому духовному наследию. Цитаты из этих книг, как образцы духовности, произносят и через 100 лет после кончины автора. Я имею ввиду Льва Николаевича Толстого. Он много размышлял не только о духовности вообще, но и о религиозной духовности в частности. Не просто изучал основы веры, но и ее истоки, читая подлинники первоисточников христианского учения на древнегреческом и древнееврейском языках. Вел беседы со священниками и монахами, неоднократно посещал старцев в Оптиной Пустыни. Очень мало людей вели такую напряженную, постоянную и длительную работу над своим духовным очищением. Согласно написанному в этой главе, Ильин должен был признать Толстого во всем правым, так как он идеально подходит под ильинское определение человека с чистой душой. По Ильину, поступки такого человека всегда верны, даже если кому-то и кажутся неправедными.
В результате всех своих усилий Толстой создал учение о непротивлении злу насилием. Это безусловно поступок. Кому-то он показался неправедным и Толстой был отлучен от церкви. И Ильин в предыдущих главах постоянно пытается доказать, что учение Льва Николаевича неверно. При анализе этого учения автор рассматривает самые разные его аспекты, но никак не учитывает усилия Толстого по его собственному духовному очищению. Таким образом, учение Толстого верно, либо неверно, само по себе, исходя из своих качеств. Также и поступки и действия других людей верны, либо не верны, сами по себе. Именно по тому, что сделал тот или иной человек, мы судим о «чистоте» его души. Например мнение о содержании души некого известного политика может быть весьма комплементарным. Но оно может резко измениться после того, как этот политик совершит какие-то предосудительные по общему мнению действия, хотя его внешний вид, мимика или походка при этом никак не изменятся.
Далее Ильин снова высказывается в духе Толстого: «Человек, отвечающий силой и мечом на агрессивность злодея, не может не выйти из духовного равновесия и нравственной плеромы — и в этом злу всегда обеспечена некоторая видимость внутренней, душевно-духовной „победы“; в этом смысле зло всегда „имеет успех“». И добавляет: «Именно процесс очищения, следующий за подвигом неправедности, отнимает у зла последнюю видимость успеха и победы».
На самом деле, зло обозначает нравственно-отрицательное и предосудительное в поступках и мотивах людей и в явлениях действительности. Для большинства людей ответ силой и мечом на агрессивность злодея не всегда считается злом. Мало кто станет осуждать насильственные действия полицейского при аресте убийцы на месте преступления. Таким образом, существуют ситуации, при которых люди совершают насилие и это, по общему мнению, не является злом. Ильин же, вслед за Толстым, фактически приравнивает такие ситуации к злу, используя словосочетание «успех зла». Отличие Ильина от Толстого в том, что он считает применение насилия в определенных обстоятельствах оправданным с практической точки зрения. Еще раз, в представлении автора, в этих обстоятельствах поступок считается злом, но оправданным. А определять оправдано ли зло в конкретной ситуации, по Ильину, следует не столько по законам или заветам, сколько исходя из «граней» которые живут в душе определяющего.
Другими словами, по Ильину, можно обеспечивать «успех зла», то есть совершать злые поступки, а потом заниматься «очищением» и зла как будто и не было, как будто оно и не совершалось. Удобная модель по оправданию каких угодно действий.
При этом подходе предосудительные поступки не отделяются от непредосудительных. По Ильину, некому человеку позволительно все, если он чувствует себя «воином добра» и занимается «очищением». В пределе, например, это система по оправданию любых действий душевнобольных. Никто так не убежден в собственной «избранности» как люди страдающие манией величия. Да и заняты они, в основном, строительством своего внутреннего мира и очищением души от элементов реального мира, которые не соответствуют живущим в их душах «граням».
Далее Ильин пишет: «Владеть силой и мечом может лишь тот, кто владеет собой, т. е. своими страстями и своим видением». Мысль верная. Сотрудники силовых структур конечно должны владеть собой. И владение это должно быть основано на понимании последствий своих действий. На знании как применять те или иные насильственные или ненасильственные действия. На знании, а не на порывах души, которые сам этот силовик до конца может не понимать. А знания — это оплаченный страданиями и жизнями предыдущих поколений опыт применения различных, в том числе насильственных, средств. На их основе создаются законы. Не все законы идеальны, так как люди во власти также не идеальны. Но это повод бороться за улучшение законов, а не плюнуть на них вообще и отдаться воле страстей своей души.
Заканчивается глава заповедями из Библии. Одна из них: «Не судите, чтобы и вы не были судимы». Из нее Ильин заключает: «Тот, кто судит, тот должен быть и сам готов к суду над собой, и это означает, что он всегда должен судить самого себя так, как он судит злодея». Я согласен, что в миру судьи должны использовать одни и те же нормы ко всем, в том числе к себе, но как это относится к указанному завету? Как из заповеди «Не судите» можно сделать вывод, что таки следует судить?
Вот другое толкование заповеди «Не судите, чтобы и вы не были судимы»: «Мы, люди, никогда не сумеем узнать до конца того, что скрыто в душе другого человека. Человек не должен судить о всей жизни ближнего с вынесением приговора, праведник он или грешник, потому что может ошибиться во время своего суда и в силу своей греховной природы может не до конца и не точно понять ближнего, которого осуждает. … … человек, судящий о всей жизни своего ближнего с вынесением приговора (осуждения), самовольно ставит себя на место Иисуса Христа, Судьи. Такое действие человека является богопротивным, так как угодно злому духу, который, уподобляя себя Богу, пытается занять Божье место. … Согласно взглядам Спасителя, суд между людьми, в виде замечаний, увещеваний нужен для того, чтобы указать на недостатки и ошибки согрешившему человеку и доброжелательно помочь их исправить.»
Еще одна заповедь, приведенная Ильиным: «вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего». Очень правильные слова, в том числе по отношению к рассматриваемой книге. В своем произведении Ильин критикует учение Толстого, которое призывая к отказу от насилия, дает шанс злу к размножению. Этот «сучек в глазу» у Толстого действительно имеется. Но сам Ильин предлагает подход, который способствует злу куда сильнее. Ильин объявляет, что зло в ответ на зло, это добро. Таким образом все что нужно сделать злодеям, это обвинить объект своих притязаний в каком-нибудь зле. Сделать это не сложно. Например Ильин смог даже христианских праведников обвинить в пособничестве злодеям, так как они не способны ответить насилием. Что уж говорить об обычных людях. Сам Ильин приводит историю о грешнице, смысл которой в том, что все не без греха. Злодею нужно лишь из какого-нибудь реального или мнимого недостатка раздуть злодеяние и от Ильина он получает освобождение от любых заповедей и законов, которые этот злодей посчитает «не практичными». Таким образом Ильин расстелил перед злодеями красную дорожку да и еще за отступление от заповедей прикрепил медали героев им на грудь. Если у Толстого «сучек в глазу», то у Ильина полноценное «бревно», которое он в упор не замечает.
Очевидно, что философия Ильина не только не совпадает с Христианством, но и во многом противоречит ему. Библия говорит «по плодам их познаете их», а Ильин пишет, что даже самые праведные поступки сами по себе ничего не значат.
Ильину не понравилось общепризнанное понятие добра и он извратил его, превратив в непонятно что. Ему не понравилось общепризнанное понятие любви и он извратил его, превратив в ненависть. Его не устроило библейское Христианство и он извратил его, превратив в учение о силе неограниченного зла.
09:58 22.12.2023
Я изложил свой взгляд на книгу И. А. Ильина «О сопротивлении злу силою». Никаких возражений не последовало. Я, конечно, склонен считать это следствием убедительности моих утверждений.
Но высказываний в поддержку моего мнения тоже не последовало. Так что, вполне возможно, для многих в моем писании просто «слишком много букв».
Думаю есть смысл изложить свое мнение в более сжатом виде.
10:21 22.12.2023
Критика от kiselev книги Ивана Ильина «О сопротивлению злу силою». Сжатая версия. Главы 1−3.
Более полная версия: Глава 1. Глава 2. Глава 3.
Рассматриваемая книга Ильина посвящена критике учения Толстого о непротивлении злу насилием. Ильин признает, что Лев Николаевич совсем не призывает к полному несопротивлению злу. Наоборот, его учение есть особый вид сопротивления, то есть неприятия, осуждения, отвержения и противодействия. Но Толстой, опираясь на Библию, выступил против использования насилия. А Ильин не согласился с такой трактовкой христианства.
Тема трактовок учения Христа совсем не нова. Достаточно вспомнить, что в мере существует три крупных и много более мелких ветвей христианства. Все они в той или иной мере, каждая на свой лад, «адаптируют» учение к реальной жизни, хотя и опираются на одну и ту же Библию.
Толстой выступил против такой «адаптации». Лев Николаевич воспринимал христианские идеалы буквально. Если сказано «не убий», значит убивать нельзя. Если сказано «не противься злому, но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую», значит так и следует поступать.
Согласно Библии, Христос призывал к любви, а не к насилию. Иисус не только проповедовал свои заповеди, но и личным примером показал как их следует выполнять, смиряясь со злом по отношению к нему лично.
Мало людей способны буквально последовать примеру Христа. Для этого необходима недюжинная воля и самоотречение, а не слабость и эгоцентризм.
Ильин попытался «видоизменить» христианские идеалы, дабы все же приспособить их к решению мирских проблем. При этом «видоизменении» получилось, что Иисус Христос — слабак, снявший с души общественные и гражданские обязанности и трагическое бремя мироздания.
Ильин во второй главе пишет: «Зло есть, прежде всего, душевная склонность человека, присущая каждому из нас, как бы некоторое, живущее в нас страстное тяготение к разнузданию зверя». Далее автор описывает нам разнузданного, «духовно дефективного с детства» человека, который «может выработать в себе даже особый душевный уклад, который при поверхностном наблюдении может быть принят за „характер“, и особые воззрения, которые по ошибке принимаются за „убеждения“. На самом же деле он, беспринципный и бесхарактерный, остается всегда рабом своих дурных страстей, пленником выработавшихся душевных механизмов, одержащих его и всесильных в его жизни, лишенных духовного измерения и слагающих кривую его отвратительного поведения. Он не сопротивляется им, но изворотливо наслаждается их игрой, заставляя наивных людей принимать его злую одержимость за „волю“, его инстинктивную хитрость за „ум“, порывы его злых страстей за „чувства“… Естественно, что духовно здоровые люди вызывают у такого человека лишь раздражение и злобу и разжигают в нем больное властолюбие, в проявлениях которого вспышки мании величия неизбежно чередуются с вспышками мании преследования». Этот разнузданный человек злу не сопротивляется. Он предоставил злу свободу, объем и власть, превратил себя в его орудие, в его орган, в его рассадник. Это человек, которому «удается уговорить себя, заговорить свое здоровое отвращение и уверить себя в белизне черноты». У него «душа начинает верить, что черное — бело, приспособляется и уподобляется, становится сама черной, и вот уже одобряет и наслаждается, и, естественно, восхваляет то, что дает ей наслаждение».
На самом деле, от наших далеких предков нам достался инстинкт агрессии, который позволял им выжить. Этот инстинкт очень часто проявляется через зло которое люди творят один против другого. Но уже несколько тысяч лет назад люди поняли, что жить повинуясь только инстинкту агрессии, это обрекать себя же на страдания, а возможно и на уничтожение. Вот тогда и возникла религия, как система духовных ценностей, противостоящая животному началу человека. Религия прежде всего призывает к смирению и обузданию своих животных инстинктов.
Человек, совсем не сопротивляющийся злу — это человек не воспринявший духовные ценности, а полностью подчиняющийся животному началу. В таком духе высказывается и Ильин: «… Духовный опыт человечества свидетельствует о том, что несопротивляющийся злу не сопротивляется ему именно постольку, поскольку он сам уже зол, поскольку он внутренне принял его и стал им. И потому предложение, всплывающее иногда в периоды острого искушения, — „предаться злу, чтобы изжить его и обновиться им“ — исходит всегда от тех слоев души или, соответственно, от тех людей, которые уже сдались и жаждут дальнейшего падения: это прикровенный голос самого зла».
Но что такое «зло»? Когда и как используют слова «добро» и «зло» большинство людей? Очень часто люди используют выражения «делать добро» и «не делать зла». Исходя из этого, под «добром» и «злом» люди понимают прежде всего поступки, то есть внешние действия человека. Того, кто в основном делает добрые дела называют добрым человеком. Того, кто занимается злодеяниями — злым.
Человек, в душе которого живут мотивы, которые направляют его на добрые дела — человек с добром в душе. У человека, в душе которого живут мотивы, которые направляют его на злые дела, в душе зло.
У Ильина иной взгляд — зло внутри человека, а поступки, какими бы они не казались окружающим, могут быть проявлениями зла, а могут быть проявлениями добра.
Подход Ильина фактически прячет зло в человеческую душу, которая для окружающих, как известно — потемки. Как следствие, при таком подходе разным людям зло «покажется» в разных местах или в разных людях. Особенно легко увидеть зло в тех, кто силой «пресекает» что-то в других. Именно «пресекающие» чаще всего диагностируются как носители зла другими «пресекающими». Так запускается «маховик насилия» и начинается война всех против всех. Чем цивилизованнее становились люди, тем больше они пытались создать некие правила для «обуздания зверя в человеке». Одной из таких попыток стало учение Христа.
Толстой пишет, что, согласно христианству, борьба со злом должна вестись любовью. Ильин в этом идейно соглашается с Толстым, но пытается соединить существующую в реальном мире необходимость силой бороться со злом, с учением Христа, такую силовую борьбу принципиально отрицающим.
