ЭНГЕЛЬС - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Йорк, 31 июля 1868 г.
Дорогой Кугельман!
Извинением за такую писанину должно служить то обстоятельство, что я вот уже несколько дней нахожусь в дороге, провожая дорогую супругу на морские купанья в Bridlington (ручаюсь, что Вы не догадаетесь, как произносится название этого места), а также то, что я тороплюсь послать Вам прилагаемую статейку. Будет совсем великолепно, если удастся осуществить это дело и если Кертбени чего-нибудь не присочинил. Прилагаемая мазня выдержана, по возможности, в духе газетки, но кое-где ее, пожалуй, можно было еще немного смягчить. Маркс предлагает озаглавить ее «Немецкий социалист», что было бы совсем не плохо, если бы не встретило возражений со стороны г-на Кейля. Но этого необходимо во что бы то ни стало избежать, и потому я предпочитаю Ваше предложение, как «более мягкое».
Маркс задержал пока у себя Ваше письмо, а так как сейчас к тому же уже поздно и в отеле все ложатся спать, то мне придется ответить на него на будущей неделе. Фотографию Лупуса я уже давно для Вас приготовил, - к счастью, это один из старых хороших снимков.
Недавно я заказал еще 24 карточки, но негатив со временем настолько выцвел, что фотографии вышли очень плохими. Что касается меня, то две недели тому назад у меня лопнул маленький кровеносный сосуд на роговой оболочке левого глаза, оставив на глазном яблоке (на юго-западной стороне) красное пятнышко, которое еще не прошло и с которым я не хотел бы себя увековечивать. Поэтому Вам придется еще немного подождать.
NB. Будьте добры вставить в надлежащем месте две дополнительно написанные и помеченные А и В поправки. Желательно, чтобы Кертбени не знал, кто является автором статьи, и не видел оригинала рукописи.
Итак, до следующей недели.
Ваш Ф. Э. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Лондон, 10 августа 1868 г.
Дорогой Кугельман!
Получив Ваше письмо, я тщетно обращался в разные места. В настоящий момент невозможно раздобыть в здешних тред-юнионах денег на поддержку заграничной стачки. Некоторые данные о линденской фабрике, которые имеются в присланных мне в последний раз ганноверских газетах, представляют для меня большой интерес.
Моя семья сейчас на берегу моря. Это было тем более необходимо, что обе девочки очень плохо выглядели после болезни. Лафарг, выдержавший здесь, в Лондоне, экзамен на звание хирурга, будет еще несколько недель оперировать в своей больнице в качестве ассистента, а затем переберется в Париж, где ему, однако, придется опять держать французский экзамен на доктора.
Я в настоящий момент занят больше личной, чем общественной экономикой. Энгельс предложил себя в качестве поручителя для получения займа в 100-150 ф. ст. из 5%, с тем чтобы первая половина была уплачена в январе, а вторая - в июле. Но до сих пор мне не удалось еще найти кредитора.
Я «зело» надеюсь, что состояние моих работ позволит мне в конце сентября будущего года окончательно и навсегда покинуть Лондон и переселиться на континент. Как только я смогу обходиться без здешнего Музея, я уеду отсюда. Дороговизна здешней жизни становится, в конце концов, все более обременительной. Само собой разумеется, условия жизни в маленьком городке на континенте не очень-то заманчивы. Впрочем, «спокойствие - первый долг гражданина», и это единственный способ, чтобы успокоиться. Здесь происходят всякого рода скандалы как с так называемой Французской секцией Международного Товарищества Рабочих, так и внутри ее, о которых я сообщу в следующем письме.
Я теперь в одиночестве и чувствую себя странно без обычного детского шума.
Привет.
Ваш К. Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ФРИДРИХУ ЛЕССНЕРУ В ЛОНДОНЕ Лондон, 11 августа 1868 г.
Дорогой Лесснер!
Из-за орфографических ошибок я переписал все прилагаемое воззвание. Ты должен теперь переписать его своей рукой.
Привет.
Твой К. М. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ГЕОРГУ ЭККАРИУСУ И ФРИДРИХУ ЛЕССНЕРУ В БРЮССЕЛЬ Лондон, 10 сентября 1868 г.
Дорогие Эккариус и Лесснер!
Прежде всего благодарю Лесснера за его подробное и интересное письмо.
Вы не должны допустить, чтобы конгресс продлился дольше этой недели. До сих пор - поскольку дело идет об Англии - не случилось еще ничего компрометирующего.
Если бельгийцы и французы опять будут настаивать на включении в порядок дня ряда новых вопросов, дайте им понять, что это не годится, так как: 1) немцы представлены очень слабо, ибо почти одновременно в Германии собираются их съезды; 2) Англия по случаю кампании за избирательное право почти совсем не представлена; 3) швейцарские немцы пока вовсе не представлены, так как они только сейчас присоединились, а давно существующие секции исчерпали своп средства в женевской забастовке; 4) прения ведутся теперь односторонне, на французском языке; 5) вследствие этого необходимо избегать принятия резолюций по общим теоретическим вопросам, так как это может лишь вызвать в дальнейшем протесты со стороны небельгийцев и нефранцузов.
Естественно, что публика больше всего интересуется вопросом о войне. Длинные декларации и напыщенные фразы в данном случае вреда не принесут. Резолюция, которую следует принять по этому вопросу, должна попросту гласить, что рабочий класс еще недостаточно организован, чтобы оказывать сколько-нибудь решающее влияние на ход событий, но что конгресс от имени рабочего класса заявляет протест и обличает зачинщиков войны; что война между Францией и Германией есть междоусобная война, гибельная для обеих стран, гибельная и для всей Европы. Замечание, что война может принести пользу только русскому правительству, вряд ли будет принято господами французами и бельгийцами.
Кланяйтесь другу Беккеру.
К. Маркс
Если на сцену выплывет вопрос о взаимном кредите, то Эккариус должен попросту заявить, что рабочим Англии, Германии и Соединенных Штатов нет никакого дела до прудоновских догм и что они считают вопрос о кредите второстепенным.
Резолюции конгресса надо будет сообщить лондонским газетам по телеграфу. Итак, смотрите, не оскандальтесь!
К. М. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ЗИГФРИДУ МЕЙЕРУ В НЬЮ-ЙОРК Лондон, 14 сентября 1868 г.
1, Modena Villas, Maitland Park, Haverstock Hill Дорогой Мейер!
Прилагаю номер «Times», содержащий IV годовой отчет Генерального Совета (написанный мной) и в высшей степени интересную передовую статью «Times» об этом документе.
Впервые «Times» оставляет насмешливый тон по отношению к рабочему классу и принимает его «зело» всерьез. Распространяйте этот факт. Сообщите его Джессепу. Посылаю два номера «Times» - один для Вас, другой для Джессепа.
Я должен ответить на два Ваши письма - на первое, адресованное мне, и на второе, адресованное Эккариусу; оно было передано мне в его отсутствие (он еще не вернулся из Брюсселя).
Что касается первого письма, то это Ваша вина, что Зорге (мне совершенно неизвестный) получил полномочия. Если Вы хотели дать ему лишь рекомендацию для определенной цели, то Вам следовало написать об этом яснее. Смысл Вашего письма был таков, что я решил, что Зорге Ваш человек и А. Фогта. Итак, будьте впредь осторожнее! Затем, Вы совершили вторую ошибку, передав документ Зорге, вместо того чтобы предварительно написать мне о недоразумении!
Промах сделан, но все еще поправимо.
Брюссельский конгресс снова оставил Генеральный Совет в Лондоне. Однако его надо рассматривать теперь как новый Совет, который пересматривает все ранее выданные документы. Поэтому напишите мне, желаете ли Вы и А. Фогт получить полномочия. Напишите мне также, каким образом отобрать их у Зорге или как сообщить ему, что новый Генеральный Совет назначил новых уполномоченных.
Здесь был некоторое время Друри. Недавно, как раз накануне Брюссельского конгресса, его предложили здесь в качестве уполномоченного Международного Товарищества Рабочих при американском Рабочем союзе и в качестве представителя на съезде этого Союза. Мы не согласились тогда на это, так как предложение исходило от людей, казавшихся нам подозрительными. Присмотритесь сначала получше к этому человеку сами или через Ваших друзей.
Экземпляров газеты «Commonwealth» больше нет. За последние годы в Англии не выходят издания агитационного характера в нашем духе.
Моя книга** на английский язык еще не переведена. Эккариус, человек вообще очень дельный, но в то же время очень честолюбивый, умышленно ничего не говорил о ней ни в «Commonwealth », ни при других случаях. Он любит присваивать себе мои положения. На Брюссельском конгрессе Лесснер в своей речи о машинах говорил о моей книге. Корреспондент «Daily News» упомянул об этом. Эккариус же, который пишет отчеты о заседаниях конгресса в «Times», обошел молчанием этот факт. Его поведение тем более глупо, что он обязан мне не только своими знаниями, но и своим назначением на пост генерального секретаря Генерального Совета. Я один поддерживал его (также и в «Commonwealth ») против нападок со стороны англичан и французов164. Но он на собственном опыте знает, что для меня важнее всего дело и что на глупости личного порядка я закрываю глаза!
На это он и рассчитывает.
Вашего письма я ему не дам.
Чем больше выдержек из моей книги Вы поместите в переводе на английский язык в американской прессе, тем лучше.
Присылайте их мне!
Посылаю Вам прилагаемую карточку. Она была прислана нам одновременно с письмом, чтобы установить с нами связь. Адрес - Е. В. Рендолл, секретарь рабочего института, 3, Tremont Row, room 52, Boston, N. Е.
Я уже давно растерял всех своих знакомых в Америке. Связь я поддерживаю еще только с Мейером в Сент-Луисе, другом нашего И. Вейдемейера (умершего в прошлом году).
Пишите мне все, что сможете узнать об отношении железных дорог к землевладению.
Вы, может быть, читали, что Всеобщий германский рабочий союз на своем съезде в Гамбурге в особой резолюции высказал одобрение моей книге.
Напишите Рендоллу по моему поручению как секретаря Генерального Совета для Германии.
Сердечный привет А. Фогту и Вам. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ГЕРМАНУ ЮНГУ В ЛОНДОНЕ Лондон, 14 сентября 1868 г.
Дорогой Юнг!
«Times» помещает сегодня отчеты Эккариуса от 9-го и 10-го.
Излагая дискуссию по вопросу о машинах, Эккариус ухудшил речь Лесснера, которая более правильно была передана в «Daily News». Как Вы видели из «Daily News», Лесснер цитировал мою книгу. Эту цитату Эккариус опустил.
Еще лучше. В «Daily News» было отмечено, что резолюция о машинах и т. д. была предложена Генеральным Советом. В «Times» г-н Эккариус превращает ее в свое личное предложение. За это Вы должны как следует отчитать его. Надо ударить по его эгоизму, чтобы поставить его на свое место.
Ваш К. М. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Лондон, 12 октября 1868 г.
1, Modena Villas, Maitland Park Мой дорогой друг!
Ваше упорное молчание мне совершенно непонятно. Не подал ли я случайно повод для этого своим последним письмом? Я надеюсь, что нет. Во всяком случае, не умышленно. Я не должен объяснять и подтверждать этого Вам, Вы и так знаете, что Вы мой ближайший друг в Германии, и я не понимаю, как это можно, чтобы друзья из-за всякой мелочи придирались друг к другу. Всего меньше у Вас права на это по отношению ко мне, потому что Вы знаете, как многим я Вам обязан. Для моей книги - не говоря уже обо мне лично - Вы сделали больше, чем вся Германия, вместе взятая.
Может быть, впрочем, Вы молчите так упорно, чтобы доказать мне, что Вы не из числа тех так называемых друзей, которые молчат, когда дела плохи, и говорят, когда они идут хорошо. Но в подобной демонстрации с Вашей стороны нет никакой надобности.
Говоря, что «дела идут хорошо», я имею в виду: 1) пропаганду, которая развернулась благодаря моей книге, и признание, которое она встретила со стороны немецких рабочих, - с тех пор как Вы мне писали в последний раз; 2) удивительные успехи, которых достигло Международное Товарищество Рабочих, в частности в Англии. Несколько дней тому назад один петербургский книгоиздатель поразил меня известием, что сейчас печатается русский перевод «Капитала». Он просил меня послать ему мою фотографию, чтобы напечатать ее на титульном листе, и в этой мелочи я не мог отказать «моим добрым друзьям», русским. Такова ирония судьбы: русские, с которыми я в течение 25 лет беспрерывно боролся в своих выступлениях не только на немецком, но и на французском и на английском языках, всегда были моими «благодетелями». В 1843-1844 гг. в Париже тамошние русские аристократы носили меня на руках. Мое сочинение против Прудона (1847), а также то, что издал Дункер (1859)**, нигде не нашли такого большого сбыта, как в России.
И первой иностранной нацией, которая переводит «Капитал», оказывается русская. Но все это не следует переоценивать. Русские аристократы в юношеские годы воспитываются в немецких университетах и в Париже. Они гонятся всегда за самым крайним, что дает Запад.
Это чистейшее гурманство, такое же, каким занималась часть французской аристократии в XVIII столетии. «Это не для портных и сапожников», - говорил тогда Вольтер о своих просветительных идеях. Это не мешает тем же русским, с поступлением на государственную службу делаться негодяями.
Как Вы увидите из прилагаемых писем, которые будьте добры прислать мне обратно, у меня как раз сейчас много «хлопот» в Германии благодаря склоке среди вождей. На одной стороне стоит Швейцер, который производит меня в папы in partibus infidelium (в стране неверных - добавление к титулу католических епископов, назначавшихся на чисто номинальные должности епископов нехристианских стран) для того, чтобы я провозгласил его рабочим императором в Германии. На другой стороне - Либкнехт, который забывает, что в действительности именно Швейцер заставил его вспомнить о том, что существует на свете пролетарское движение, отличное от мелкобуржуазного демократического движения.
Я надеюсь, что Вы и Ваше семейство здоровы. Надеюсь, что я не впал в немилость у Вашей милой жены. Кстати, Международная женская ассоциация - ее вождь г-жа Гёгг (читай: сумасбродка) - прислала Брюссельскому конгрессу послание с запросом, могут ли и дамы присоединиться к нам. Им ответили, конечно, вежливым согласием. Так что если Вы будете и дальше молчать, то я пошлю Вашей жене мандат корреспондента Генерального Совета.
Из-за своей печени я немало страдал от жары, но теперь пока здоров.
Привет.
Ваш К. Маркс Р. S. I. Испанская революция пришла, как deus ex machina, чтобы помешать неминуемой иначе и гибельной франко-прусской войне.
Р. S. II. Вы писали мне как-то, что я должен получить книгу Бюхнера. Когда и каким образом? ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ИОГАННУ БАПТИСТУ ШВЕЙЦЕРУ В БЕРЛИН Лондон, 13 октября 1868 г.
Милостивый государь!
Если Вы не получили ответа на Ваше письмо от 15 сентября, то виною этому недоразумение с моей стороны. Я понял это письмо так, что Вы хотите прислать мне Ваши «проекты» для ознакомления. Я ждал их. Но затем состоялся Ваш съезд, после чего я решил (будучи очень перегружен работой), что с ответом можно уже не спешить. Как секретарь Интернационала для Германии, я еще до получения Вашего письма от 8 октября неоднократно призывал к миру. Мне ответили (и в доказательство прислали выдержки из газеты «Social-Demokrat»), что Вы сами провоцируете войну. Я заявил, что обязан ограничиваться ролью «беспристрастного судьи» в этой дуэли.
Мне думается, что я лучше всего отплачу Вам за то большое доверие, которое Вы выразили мне в Ваших письмах, если выскажу Вам откровенно, без всяких дипломатических обиняков, мой взгляд на существующее положение вещей. Я предполагаю при этом, что для Вас, как и для меня, важны только интересы дела.
Я безусловно признаю ум и энергию, с какими Вы действуете в рабочем движении, и никогда не скрывал этого ни от кого из моих друзей. Повсюду, где мне приходилось высказываться публично, - в Генеральном Совете Международного Товарищества Рабочих и в здешнем немецком Коммунистическом обществе - я всегда говорил о Вас как о человеке нашей партии и ни разу ни словом не упомянул о наших разногласиях. Тем не менее такие разногласия существуют. Прежде всего, что касается лассалевского Союза, то он был основан во время реакции. Лассаль - и это остается его бессмертной заслугой - вновь пробудил рабочее движение в Германии после пятнадцатилетней спячки. Но он совершил крупные ошибки. Он слишком поддавался влиянию непосредственных условий того времени. Мелкую исходную точку - свое несогласие с таким пигмеем, как Шульце-Делич, - он сделал центральным пунктом своей агитации: государственная помощь в противоположность самопомощи. Таким образом, он снова выдвинул тот лозунг, который Бюше - глава католического социализма - выставлял в 1843 г. и в последующие годы против подлинного рабочего движения во Франции. Будучи слишком умен, чтобы считать этот лозунг чем-то большим, чем переходным средством на худой конец, Лассаль мог оправдать его только его непосредственной (якобы) осуществимостью. Для этой цели он должен был утверждать, что этот лозунг осуществим в ближайшем будущем. «Государство», как таковое, превратилось, таким образом, в прусское государство, вследствие чего он вынужден был делать уступки прусской монархии, прусской реакции (феодальной партии) и даже клерикалам. С лозунгом Бюше о государственной помощи ассоциациям он соединил чартистский лозунг всеобщего избирательного права. Он проглядел, что условия в Германии и Англии различны. Он не понял уроков bas empire в вопросе о всеобщем избирательном праве во Франции. Затем он с самого начала придал своей агитации религиозный, сектантский характер, как и всякий, кто утверждает, что у него наготове имеется панацея против страданий масс. В действительности всякая секта религиозна. Далее, как учредитель секты он отрицал всякую естественную связь с прежним рабочим движением как в Германии, так и за границей. Он впал в ошибку Прудона, состоявшую в том, что он не искал реальной основы для своей агитации в действительных элементах классового движения, но хотел направить ход этого последнего по некоему определенному доктринерскому рецепту.
Большую часть того, что я говорю теперь post factum, я говорил Лассалю заранее, когда он в 1862 г. приехал в Лондон и приглашал меня стать вместе с ним во главе нового движения.
Вы на собственном опыте узнали, в чем противоположность между сектантским движением и классовым движением. Для секты смысл ее существования и вопрос чести состоят не в том, что у нее есть общего с классовым движением, а в том особенном талисмане, который ее от этого движения отличает. Поэтому, когда Вы в Гамбурге предложили созвать съезд для учреждения профессиональных союзов, то Вы смогли сломить сектантское сопротивление только своей угрозой отказаться от президентства. Вы были вынуждены, кроме того, как бы раздвоиться, заявив, что Вы в одном случае действуете как глава секты, а в другом - как представитель классового движения.
Роспуск Всеобщего германского рабочего союза давал Вам исторический повод сделать большой шаг вперед и заявить, доказать, если это требовалось, что теперь наступила новая стадия развития и сектантское движение созрело для растворения в классовом движении и для того, чтобы покончить со всяким сектантством. А то, что было истинного у секты, то она, подобно всем прежним рабочим сектам, внесла бы в общее движение в качестве элемента, обогащающего это движение. Вместо этого Вы фактически потребовали от классового движения, чтобы оно подчинилось особому сектантскому движению. Ваши недруги сделали отсюда тот вывод, что Вы хотите во что бы то ни стало сохранить свое «собственное рабочее движение».
Что касается берлинского съезда, то, прежде всего, нечего было спешить, потому что закон о коалициях еще не прошел. Вы должны были поэтому сговориться с лидерами не лассальянских кругов и совместно с ними выработать план и созвать съезд. Вместо этого Вы только поставили их перед альтернативой: открыто присоединиться к Вам или идти против Вас. Самый съезд оказался лишь расширенным изданием гамбургского съезда.
Что касается проекта устава, то я считаю его принципиально ошибочным, а в области профессиональных союзов у меня, я думаю, не меньше опыта, чем у любого из моих современников. Не вдаваясь в детали, замечу только, что организация, построенная на основе централизма, пригодна для тайных обществ и сектантских движений, но противоречит сущности профессиональных союзов. Будь она даже возможна, - а я заявляю, что она простонапросто невозможна, - она была бы нежелательна, особенно в Германии, где рабочий с детских лет живет в атмосфере бюрократической регламентации и верит в авторитеты, в начальство и где его нужно прежде всего приучать к самостоятельности.
Но Ваш план и в других отношениях непрактичен. В «Союзе» получаются три независимые власти различного происхождения: 1) комитет, избираемый по профессиональным союзам; 2) президент (в данном случае совершенно излишнее лицо), избираемый всеобщим голосованием; 3) съезд, избираемый местными организациями. Таким образом, повсюду - коллизии, и это якобы должно благоприятствовать «быстроте действия». В Уставе Международного Товарищества Рабочих тоже фигурирует председатель Товарищества. Но фактически его единственная функция сводилась к тому, что он председательствовал на заседаниях Генерального Совета. По моему предложению это звание, от которого я отказался в 1866 г., было в 1867 г. совсем уничтожено и заменено председательствующим (chairman), который избирается на каждом еженедельном заседании Генерального Совета. В Лондонском совете тред-юнионов32 тоже имеется только председательствующий. Постоянным должностным лицом является там лишь секретарь, так как он ведет текущую деловую работу. Лассаль сделал большой промах, заимствовав из французской конституции 1852 г. пост президента, «избираемого всеобщим голосованием». Тем более это не годится для профессионального движения! Последнее вращается главным образом вокруг денежных вопросов, и Вы вскоре убедитесь, что здесь наступает конец всякому диктаторству.
Впрочем, каковы бы ни были ошибки организации, их, может быть, удастся более или менее устранить разумной практикой. В качестве секретаря Интернационала я готов выступить посредником между Вами и нюрнбергским большинством, прямо примкнувшим к Интернационалу, - но, конечно, на разумных условиях. То же самое я написал в Лейпциг. Я не закрываю глаз на трудности Вашего положения и никогда не забываю о том, что действия каждого из нас больше зависят от обстоятельств, чем от собственной воли.
Обещаю Вам, во всяком случае, быть беспристрастным - это моя обязанность. Но, с другой стороны, я не могу Вам обещать, что я не выступлю в свое время как частное лицо с открытой критикой лассальянских предрассудков, как я это сделал в свое время по отношению к прудонистским, когда сочту это абсолютно необходимым в интересах рабочего движения.
Заверяя Вас лично в моих лучших чувствах к Вам, остаюсь преданный Вам К. М.
15:40 25.04.2015
Темы разбиваются на части по причине цензурной работы робота. В одном письме были слова: "Самая красивая девушка Франции может... (и так далее)". Робот посчитал, что дальнейшие слова неприемлемы для форума и заблокировал письмо со всеми предыдущими с невозможностью продолжения темы. Поэтому приходится открывать новую тему, а те слова я даже не стал помещать, вырезал их.
23:12 25.04.2015
МАРКС - ГЕРМАНУ ЮНГУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 19 октября 1868 г.
Дорогой Юнг!
Только, пожалуйста, без скандала, который мог бы отозваться на Интернационале. Ругайтесь, если Вы уж не в силах терпеть, но без рукопашной.
Самое лучшее было бы сделать вид, что мы возбуждаем против этих субъектов (Бессона и Ле Любе) иск за клевету, содержащуюся в их письме. Об этой штуке можно было бы уговориться с Меррименом. Вы увидите, как станут пресмыкаться эти трусы: ведь они рискуют тем, что перед судом их будут публично допрашивать по поводу их грязной банды.
Ваш К. М. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- --- МАРКС - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Лондон, 26 октября 1868 г.
Мой дорогой друг!
Так как у меня в настоящий момент, когда я получил Ваше письмо, сидит на шее гость, то пишу в ответ лишь несколько строк.
Адрес Кертбени: № 11/III (что означает III - я не знаю, может быть, этаж), Behrenstrasse.
Теперь позвольте мне сказать несколько слов. Ввиду того, что Вы и Энгельс считали это полезным, я уступил и согласился на эту рекламу в «Gartenlaube». Сам же я был настроен решительно против. И теперь я настоятельно прошу Вас отказаться окончательно от этой шутки! Ведь это поведет только к тому, что такого рода господа, как Кейль и разные персоны из «Daheim», вообразят, что я принадлежу к той литераторской и прочей компании «великих людей», которые нуждаются в их протекции или добиваются ее.
Подобные вещи я считаю скорее вредными, чем полезными, и недостойными человека науки. Так, например, издатели Энциклопедического словаря Мейера уже давно писали мне и просили мою биографию. А я не только не дал ее, но и на письмо не ответил. У всякого свой вкус.
Что касается Кертбени, то это важничающий и бестолковый, назойливый литературный шалопай, и чем меньше с ним имеешь дела, тем лучше.
Привет.
Ваш K. М. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - УИЛЬЯМУ ДЖЕССЕПУ В НЬЮ-ЙОРК Лондон, 28 октября 1868 г.
1, Modena Villas, Maitland Park, Haverstock Hill Милостивый государь!
Содержание Вашего письма г-ну Эккариусу от 3-го числа сего месяца было сообщено им Генеральному Совету Международного Товарищества Рабочих. Он был снова назначен нашим секретарем-корреспондентом для Америки, но в настоящее время он слишком болен, чтобы выполнять свои функции.
Генеральный Совет назначил г-на З. Мейера и г-на Августа Фогта своими немецкоамериканскими корреспондентами, а г-на Пеллетье - своим французско-американским корреспондентом. Я рекомендую Вам этих граждан.
Так как сам Генеральный Совет ежегодно избирается на общем конгрессе, то само собой разумеется, что все его назначения, если они не возобновляются, могут иметь силу только на текущий год.
С братским приветом Ваш Карл Маркс Уильяму Дж. Джессепу, секретарю-представителю в штате Нью-Йорк: Национальный рабочий союз, 11 Norfolk Street, New York City. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ЗИГФРИДУ МЕЙЕРУ И АВГУСТУ ФОГТУ В НЬЮ-ЙОРК Лондон, 28 октября 1868 г.
Дорогие Мейер и Фогт!
Из прилагаемых полномочий для Мейера (я приложил также и полномочия для Вас518) вы видите, что ваше желание было исполнено уже 13 октября. В «Bee-Hive» от 3 октября напечатано о назначении Мейера. Генеральный Совет решил, что немецкие корреспонденты должны переписываться со мной, Пеллетье (от французов) - с Дюпоном, а Джессеп - с Эккариусом. Я сам предложил такой порядок, так как для более обширной корреспонденции у меня нет времени. Прилагаемое письмо вы можете передать Джессепу* и одновременно предъявить ему ваши полномочия.
Что касается Эккариуса, то здесь произошло некоторое недоразумение. Я никогда не ссорился с ним, а, наоборот, до сегодняшнего дня защищаю его от нападок англичан и пр. Но, благодаря своему чрезмерному и часто ограниченному эгоизму, объясняющемуся, может быть, условиями его жизни, он время от времени делает досадные глупости. В общем я не обращал на них внимания, но в отдельных случаях терпение у меня лопалось. Тогда я давал ему нахлобучку, и все шло хорошо до нового инцидента. Бедняга сейчас очень болен, а он всегда использует такие моменты, чтобы говорить свое «pater peccavi»**. То, на что, судя по письму Фогта, намекает Либкнехт, мне совершенно неизвестно. Я, во всяком случае, никогда никому не писал ни слова против Эккариуса, если не считать моего письма к Мейеру, написанного в тот момент, когда я несколько погорячился, получив письма других наших делегатов на Брюссельском конгрессе с обвинениями по адресу Эккариуса***. Возможно, Эккариус без моего ведома написал Либкнехту в таком духе, что это вызвало соответствующее письмо Либкнехта Фогту. Это было бы, однако, очень странно, потому что как раз в это время я крупно поспорил с англичанами из-за Эккариуса и выступал в его защиту.
Что касается Зорге, то нет необходимости больше что-либо предпринимать. Мое письмо к Джессепу объясняет временный характер полномочий.
Членские билеты все разошлись, надо будет напечатать новые. Либкнехт слишком ударяется в южногерманский патриотизм. Кроме того, ему не следовало бы печатать глупостей относительно «Государства и общества»****, которые являются прямой противоположностью наших взглядов.
Привет. Очень тороплюсь.
Ваш К. Маркс
Между прочим, знаете ли вы Дицгена? Он теперь вернулся из Петербурга в Рейнскую провинцию, чтобы открыть там небольшую кожевенную мастерскую. Это один из самых гениальных рабочих, каких я знаю.
Знаю по письмам - лично с ним я не знаком.
Сейчас в Санкт-Петербурге выходит русский перевод моей книги178. Впрочем, я, может быть, уже сообщал вам об этом? [Приложение] [Лондон], 13 октября 1868 г. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ГЕРМАНУ ЮНГУ В ЛОНДОНЕ Лондон, 14 ноября 1868 г.
Дорогой Юнг!
Перед Вашим отъездом в Брюссель я дал Вам секретный циркуляр «Соединенных Штатов Европы» (экземпляр Степни), в котором говорится о необходимости действовать совместно с Международным Товариществом Рабочих. Так как Густав Фогт, другими словами его газета, хорохорится и выступает сейчас против нас, то верните мне, пожалуйста, этот документ обратно, я использую его в газете Либкнехта против Г. Фогта.
Почему в двух последних номерах «Bee-Hive» нет ни слова о резолюциях Женевского и Брюссельского конгрессов?
Привет Вам и Вашей семье.
Ваш К. Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Лондон, 5 декабря 1868 г.
Дорогой Кугельман!
Есть у Вас адрес Дицгена? Уже довольно давно он прислал мне отрывок рукописи о «Способности мышления», который, несмотря на некоторую путаницу в понятиях и слишком частые повторения, содержит много превосходного и, как продукт самостоятельного мышления рабочего, даже достойного изумления. Я не ответил сразу по прочтении ее, потому что хотел знать также отзыв Энгельса. Я послал поэтому рукопись ему. Прошло довольно много времени, пока я получил ее обратно. А теперь я не могу найти письма Дицгена с его новым адресом. В последнем своем письме из Петербурга он писал, что возвратится на Рейн и устроится там. Не получили ли Вы от него адрес? Если да, пришлите его мне, пожалуйста, поскорее, Совесть (от этой штуки никогда совсем не отделаешься) мучит меня, что я так долго не отвечал Дицгену, Вы обещали мне также сообщить кое-что о нем лично.
Лекции Бюхнера о дарвинизме я получил» Вот поистине «делатель книг»; вероятно, потому он и называется «Бюхнером». Поверхностная болтовня об истории материализма списана им, очевидно, у Ланге. Поистине удивительно, как подобный карапузик третирует, например, Аристотеля, естествоиспытателя не такого ранга, как Бюхнер, Очень наивно звучит также, когда он говорит о Кабанисе: «Кажется, что слышишь чуть ли не Карла Фогта». Как будто Кабанис списал у Фогта!
Я уже давно обещал написать Вам несколько слов о Французской секции. Эта секция бездельников состоит наполовину или на две трети из альфонсов и тому подобного сброда; все они - после того как наши люди вышли из этой секции - рыцари революционной фразы, убивающие (конечно, из «безопасного далека») императоров и королей, в особенности же Луи-Наполеона. В их глазах мы, разумеется, реакционеры, и они составили против нас форменный обвинительный акт и фактически внесли его на рассмотрение Брюссельского конгресса - в закрытых заседаниях. Злоба этих жуликов была усилена тем, что их прибрал к рукам Феликс Пиа. Это неудачник, французский сочинитель мелодрам 4-го ранга, участвовавший в революции 1848 г. только как «toast-master» (так англичане называют людей, нанимаемых для провозглашения тостов на парадных обедах или для наблюдения за порядком тостов). Он поистине одержим манией «кричать шепотом» и разыгрывать из себя опасного заговорщика. При помощи этой банды Пиа хотел превратить Международное Товарищество Рабочих в свое охвостье. Особенно важно ему было скомпрометировать нас. И вот на открытом митинге, о котором Французская секция трубила и извещала стенными плакатами как о митинге Международного Товарищества Рабочих, Луи-Наполеон, он же Баденге, был формально приговорен к смерти, а исполнение приговора возложено, разумеется, на неизвестных парижских Брутов. Так как английская пресса не обратила никакого внимания на этот фарс, то мы также обошли бы его молчанием.
Но один член этой банды, некий Везинье, литератор-шантажист, пространно изложил всю эту мерзость в бельгийской газете «La Cigale». Газета эта выдает себя за орган Интернационала и является своего рода «комической» газетой, подобной которой, наверное, нет в Европе. Собственно, в ней нет ничего комичного, кроме ее серьезности. Из «Cigale» история попала в «Pays, Journal de l`Empire». Разумеется, она явилась поживой для Поля де Кассаньяка.
Тогда мы, то есть Генеральный Совет, поместили в «Cigale» официальную заметку в шесть строк о том, что Ф. Пиа не имеет никакого отношения к Интернационалу, даже не состоит его членом. Hinc illae irae. Эта война мышей и лягушек ( «Война мышей и лягушек» («Батрахомиомахия») - древнегреческая комическая поэма неизвестного автора, пародия на эпос Гомера) кончилась тем, что Французская секция с негодованием отделилась от нас и действует теперь самостоятельно под эгидой Пиа. В качестве подкрепления они учредили здесь, в Лондоне, так называемый Немецкий агитационный союз, состоящий из полутора дюжин членов со старым пфальцским эмигрантом, полусумасшедшим часовщиком Вебером во главе. Ну, теперь Вы знаете все, что можно сообщить об этом торжественном, великом и важном событии. Еще одно, Нам доставило удовлетворение то, что Бланки через одного из своих друзей, тоже в «Cigale», высмеял Пиа до последней степени и поставил его перед альтернативой: либо Пиа - маньяк, либо - полицейский агент.
От Швейцера я получил вчера вечером письмо, из которого видно, что его опять сажают в тюрьму и что взрыв гражданской войны - войны между ним и В. Либкнехтом - неминуем.
Должен сказать, что в одном пункте Швейцер прав, а именно - относительно непригодности Либкнехта. Его газета на самом деле жалкая. Как может человек, которого я сам устно учил в продолжение пятнадцати лет (к чтению он всегда был слишком ленив), печатать, например, такие штуки, как «Общество и государство», произведение, в котором «общественное» (тоже хорошенькая категория!) трактуется как нечто второстепенное, а «политическое» - как основное. Это было бы непостижимо, если бы Либкнехт не был южногерманцем и если бы, по-видимому, он искони не смешивал меня со своим прежним шефом, «благородным» Густавом Струве.
Лафарг и его жена уже два месяца в Париже. Однако там не хотят признавать медицинского звания, которое он получил в Лондоне, и требуют, чтобы он снова выдержал пять «парижских» экзаменов!
Мои «экономические» (не политико-экономические) дела благодаря одному соглашению будут с будущего года в удовлетворительном состоянии.
Наилучшие пожелания Вашей милой жене и Френцхен.
Ваш К. Маркс
Принимает ли Ваша жена участие в великом немецком женском движении за эмансипацию? Я думаю, что немецкие женщины должны начать с того, чтобы побудить своих мужей к борьбе за свою собственную эмансипацию. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Лондон, 12 декабря 1868 г.
Дорогой друг!
Я хотел написать Вам обстоятельнее, но мне помешали непредвиденные заграничные «дела». Но пусть это не удерживает Вас от того, чтобы поскорее снова взяться за перо.
Письмо Фрёйнда (возвращаю его с благодарностью) очень меня заинтересовало***. Давно пора в Германии появиться на сцене иным людям, не таким, как теперешние «носители» науки.
Возвращаю также портрет Дицгена. Биография его не совсем такова, как я ее себе представлял. Но мне всегда что-то подсказывало, что он «не такой рабочий, как Эккариус». В самом деле, такого рода философское воззрение, какое он сам себе выработал, требует известного спокойствия и досуга, чего не имеют рядовые рабочие. У меня есть в Нью-Йорке два очень хороших рабочих: сапожник А. Фогт и горный инженер Зигфрид Мейер; оба они раньше жили в Берлине. Третий рабочий, который мог бы читать лекции о моей книге*, - Лохнер, столяр (простой рабочий), живет уже около 15 лет здесь, в Лондоне.
Скажите Вашей милой жене, что я никогда не «подозревал ее» в том, что она подчиняется генеральше-сумасбродке**. Мой вопрос был только шуткой. Впрочем, дамы не могут жаловаться на Интернационал, потому что последний избрал членом Генерального Совета одну даму, г-жу Ло. Но шутки в сторону. Большой шаг вперед на последнем съезде американского «Рабочего союза»279 виден, между прочим, в том, что он предоставляет женщинамработницам полное равноправие, тогда как англичане и в еще большей степени галантные французы повинны в этом отношении в известной узости взглядов. Каждый, кто сколько-нибудь знаком с историей, знает также, что великие общественные перевороты невозможны без женского фермента. Общественный прогресс может быть точно измерен по общественному положению прекрасного пола (дурнушек в том числе).
Что касается «соглашения», то для меня не могло быть и речи о том, чтобы взяться за какое-нибудь доходное дело, прежде чем будет окончена моя книга. Иначе я давно смог бы выйти из всех затруднений. Дело просто вот в чем, - но это между нами: с одной стороны, я обсудил это со своей семьей, с другой, Энгельс без моего ведома, договариваясь со своим компаньоном относительно своих собственных доходов (поскольку он в июне выходит из предприятия), выговорил определенные условия в моих интересах. Благодаря этому я с будущего года смогу спокойно работать.
Сердечный привет.
Ваш К.М. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ФИРМЕ «АШЕР И К°»
В ЛОНДОНЕ [Черновик] [Лондон, не ранее 12 декабря 1868 г.]
Единственным местом, где еще можно достать несколько экземпляров «Господина Фогта», является Берлин. По крайней мере, некоторое количество экземпляров там можно было приобрести пару недель тому назад. Я напишу туда, и, если книгу можно купить, ее перешлют по адресу 11, Unter den Linden.
Ваш покорный слуга К. М. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ЭНГЕЛЬС - ГЕРМАНУ ЭНГЕЛЬСУ В БАРМЕН Манчестер, 18 декабря 1868 г.*
Дорогой Герман!
Ф. Рис открыл фирму в Митлёди под названием «Н. Дюрст. Сыновья» (сыновья кёльнца), а оттуда переехал в Цюрих, Раньше он, кажется, служил у Дюрста, и молодой Дюрст, который тогда был здесь, отзывался о нем очень хорошо. Судя по банковским сведениям из Гларуса, Рису открыт кредит в размере 10000 франков.
Э. Бургхардт - племянник и зять Бургхардта из фирмы «Бургхардт, Кренельс и К°» (раньше - компаньон «Бургхардта, Адерса и К°»), которого ты, вероятно, знаешь. Он имел здесь дело и уже раз, а может быть, и два, объявлял себя банкротом, причем не извлек из этого почти никакой выгоды. Много лет тому назад я иногда встречал его по вечерам в одном кабачке; после того как он женился, я его почти не видел и совершенно не знаю, что он делал о тех пор. Но зачем вам понадобился агент в Мюнхене?
Скажи маме, что от Г. Эрмена я до сих пор не получил проекта договора, - он сваливает вину на адвоката. На самом же деле вся соль в том, чтобы заставить меня уже сейчас забрать из дела побольше денег, так как тогда я был бы в его руках. Но я не так уж наивен.
Будь добр, пришли мне в январе мой контокоррентный счет, так как я хочу расплатиться с долгами, как только окончательно рассчитаюсь с Г. Эрменом. Сообщи также, должен ли я переслать деньги Функе или вам.
Если бы я пошел на обострение отношений с Г. Эрменом, рискуя тем, что мы с ним порвали бы и мне пришлось бы начинать какое-либо другое дело, то я убежден, что мог бы получить примерно на 750 ф. ст. больше. Но я вовсе не хочу еще в течение десяти лет быть прикованным к милой коммерции, а меньше чем на этот срок не стоит начинать новое дело.
Прилагаю кучу фотографий, из которых две пошлите в Энгельскирхен, а остальные распределите между собой. Мама, конечно, должна получить по одному экземпляру каждой карточки.
Сердечный привет маме, твоей жене и всем братьям и сестрам. Желаю весело провести праздники.
Наилучшие пожелания.
Твой Фридрих ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ГЕРМАНУ ЮНГУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 28 декабря 1868 г.
Дорогой Юнг!
Тотчас же после Вашего ухода я получил письмо от Бакунина, в котором он заверяет меня в своей особой дружбе.
Из его письма я вижу, что он снова написал обстоятельное письмо Де Папу, чтобы заманить его в Международный альянс. Поэтому, во избежание возможных впоследствии раздоров или жалоб на недостаток своевременной информации, необходимо возможно скорее послать Де Папу копию нашей резолюции об Альянсе. Разумеется, Вы тут же должны сообщить ему, что ввиду теперешнего положения в Швейцарии и во избежание всякой видимости раскола мы не хотим опубликовывать резолюцию, а ограничиваемся лишь тем, что сообщаем конфиденциально ее содержание соответствующим центральным советам различных стран.
Не забудьте своевременно пригласить на субботнее заседание Аплгарта. Хорошо было бы, пожалуй, послать приглашение и Оджеру.
Ваш К. М. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ЭНГЕЛЬС - ЭМИЛЮ БЛАНКУ В ЭНГЕЛЬСКИРХЕН Манчестер, 4 февраля 1869 г.
Дорогой Эмиль!
Я только что получил от мамы печальное известие, что наша дорогая Мария Бартельс умерла в понедельник вечером от скарлатины. Известие это ошеломило и потрясло меня до глубины души. Я знал ее, как и всех твоих детей, еще ребенком, и знал ближе, чем детей остальных моих братьев и сестер, потому и привязанность моя к ней была живее и горячее; в последний раз я ее видел на ее свадьбе, когда она была особенно счастлива и когда перед ней открывался целый ряд счастливых лет впереди; а теперь всему этому конец! Каково должно быть на душе у тебя и у Марии, каково бедному Роберту с его двумя маленькими детьми!
Более двадцати лет ты и Мария наслаждались счастьем. Вам так мало пришлось испытать на себе трагическую сторону жизни, что подобный удар, разразившийся как гром среди ясного неба, должен был поразить вас особенно тяжко. В таких случаях не помогают никакие утешения - нужно, как ребенку, выплакаться, пока время не залечит раны. Я и пишу тебе не для того, чтоб утешать, а только потому, что знаю, как благотворно действует на человека выражение участия со стороны людей, от которых он имеет право его ожидать. Поверьте, что это участие и это сочувствие я выражаю вам от всего сердца.
Передай мой сердечный привет Марии, бедному Роберту и всем твоим детям.
Всем сердцем твой Фридрих
17:13 26.04.2015
МАРКС - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Лондон, 11 февраля 1869 г.
Дорогой друг!
Задержка этого письма объясняется двумя обстоятельствами. Во-первых, из-за здешней проклятой туманной погоды - ничего, кроме тумана! - я почти четыре недели проболел необыкновенно злокачественным гриппом. Во-вторых, прилагаемые фотографии я заказал по меньшей мере уже семь недель тому назад, но все из-за той же пасмурной погоды их удалось отпечатать с негатива только совсем недавно.
Прилагаемое письмо от А. Руге получено моим другом Штроном в Брадфорде от одного из его друзей-торговцев. Очевидно, Руге не смог противостоять «отрицанию отрицания».
Письмо Вы должны мне сейчас же возвратить, потому что Штрон должен снова доставить его адресату.
Здешний кассир нашего Генерального Совета Кауэлл Степни - очень богатый и знатный человек, но всецело преданный рабочему делу, хотя это и проявляется в несколько странной форме, - запросил своего друга в Бонне о литературе (немецкой) по рабочему вопросу и социализму. Тот послал ему в ответ (письменный) обзор, составленный д-ром Хельдом, профессором политической экономии в Бонне. Его заметки свидетельствуют о чрезвычайной ограниченности этих ученых мандаринов. Обо мне и Энгельсе он (Хельд) пишет там так: «Энгельс: «Положение рабочего класса и т. д.» - лучшая работа немецкой социалистическокоммунистической литературы». «В тесной связи с Энгельсом стоит Карл Маркс. Он автор самого научного, самого ученого сочинения, какое только имеется в области социализма, именно «Капитала»» и т. д. «Хотя эта книга появилась совсем недавно, однако она представляет собой все-таки отголосок» (!) «движения кануна 1848 года. Поэтому я упоминаю о ней здесь наряду с книгой Энгельса. Это сочинение очень интересно также» (!) «для настоящего времени, потому что» (!!) «по нему можно изучить, откуда Лассаль черпал свои основные мысли».
Как Вам это понравится!
Приват-доцент политической экономии в одном немецком университете пишет мне, что моя книга вполне убедила его, но... но его положение повелевает ему, «как и другим коллегам», не высказывать своего убеждения.
Эта трусость ученых мандаринов, с одной стороны, и заговор молчания буржуазной и реакционной прессы - с другой, причиняют мне большой ущерб. Мейснер пишет, что выручка за книгу во время осенней ярмарки очень плохая. Для покрытия всех издержек все еще не хватает свыше 200 талеров. Он заявляет также, что если хотя бы в нескольких больших городах, в Берлине и т. п., делалась хотя бы половина того, что Кугельман сделал в Ганновере, то мы могли бы уже иметь и второе издание.
1 января я стал дедушкой, - новогодним подарком был маленький мальчик, Лафарг наконец добился того, что его освободили от трех экзаменов, и теперь ему остается выдержать во Франции только два.
Наилучшие пожелания Вашей милой жене и Френцхен.
Ваш Карл Маркс
Крест, с которым изображена на фотографии моя старшая дочь Женни, - польский повстанческий крест 1864 года. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ПОЛЮ И ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 15 февраля 1869 г.
Дорогой Поль и любимый Какаду!
Вы знаете мнение Фальстафа о стариках - все они циники (Шекспир. «Король Генрих IV». Часть II, акт III, сцена вторая.). Вас не удивит поэтому, что я пройду мимо такого упрямого факта, как мое продолжительное молчание. Перехожу сразу к medias res ( сути дела (Гораций. «Наука поэзии»)), повернувшись спиной к грехам прошлого.
Прежде всего я должен откровенно сказать вам, что очень обеспокоен состоянием здоровья Лауры. Я не знаю, чем объяснить ее продолжительное уединение. Она не показывается моим друзьям, таким, как Дюпон, и это усиливает мои опасения. Как только позволят известные обстоятельства, я приеду к вам с единственной целью - взглянуть на мое дитя. После выхода в свет «Восемнадцатого брюмера Луи Бонапарта» вряд ли я буду в Париже в полной безопасности.
Не делайте в ваших письмах никаких намеков относительно моего тайного намерения.
Я весьма благодарен маленькому Фуштра, который всячески старается держать своего дедушку в курсе современной литературы. Книга Вермореля ( «Деятели 1848 года») очень развлекла меня. Я в общем согласен с его оценкой тех людей, которые-в 1848 г. играли роль, не предназначенную им естественным отбором. Некоторых лиц он слишком принимает всерьез, например Одилона Барро, это напыщенное ничтожество. Ему недостает понимания тонких оттенков внутри класса, представителями которого более или менее бессознательно - как это произошло с Ледрю-Ролленом - являлись эти временные, но отнюдь не провиденциальные люди (Игра слов, основанная на созвучии слов «provisional»-«временный» (намек на Ледрю-Роллена и других членов временного правительства Французской республики в 1848 г.) и «providential» - «провиденциальный»). Некоторые вещи неудачны - например, его постоянные попытки оправдать, и, надо сказать, довольно ловким способом, эту странную помесь авантюриста, утописта и критика. Я имею в виду Э. Жирардена. Что касается его критики не отдельных деятелей, а их действий, то он на каждом шагу проявляет чисто прудоновское невежество и высокомерие.
По поводу рабочего-художника я должен сказать, что он не в моем вкусе. Единственная вещь, которая мне понравилась, - это портрет Бланки. Я послал его Бизли, чтобы излечить последнего от странного предубеждения, вынесенного им из книги Даниель Стерн ( «История революции 1848 года»), - этой старой кокотки. Обедая у нас, он наивно спросил меня, не является ли Бланки одним из нереспектабельных людей типа Брэдло. Я не мог не посмеяться втихомолку над этой оценкой революционного деятеля прямо-таки в духе Джона Буля. Я спросил его, был ли «респектабельным» человеком его герой Катилина.
В «Peuple» меня больше всего позабавило то обстоятельство, что эти ученые прудонисты были вынуждены выступать как литераторы - в роли, которую они так глубоко презирали и которая тем не менее является их единственной и настоящей ролью, единственным делом, к которому они пригодны. Вот великолепный пример иронии истории!
Что касается живописного рассказа Поля о его приключениях с мадемуазель Руайе, то он доставил удовольствие Энгельсу и моей скромной персоне. Меня нисколько не удивила его неудача. Он, вероятно, помнит, что, прочитав ее предисловие к Дарвину, я сразу сказал ему, что она представительница буржуазии. Борьба за существование в английском обществе - всеобщая конкуренция, bellum omnium contra omnes - привела Дарвина к открытию ожесточенной конкурентной борьбы за существование как основного закона «животного» и растительного мира. Дарвинизм (социальный) же, наоборот, считает это решающим доводом в доказательство того, что человеческое общество никогда не избавится от своего скотства.
Что касается «Нищеты философии», то я действительно не знаю, что я могу еще сделать в этом отношении. Обедня была испорчена с самого начала. Экземпляры следовало с благодарностью получить сразу, но теперь слишком поздно исправлять положение. Я написал Мейснеру, чтобы он присмотрел за Фоглером, но мы вряд ли добьемся чего-нибудь, разоблачив этого бездельника. Самым скверным является то, что Фивег не только держит у себя книгу, но и изъял ее из обращения. Если он снова даст объявление о продаже книги по два франка за экземпляр, то возможно, что сможет продать ее. Лафаргу следует поговорить с ним в этом смысле.
Боюсь, я не смогу сделать много для вновь заду-манной газеты. Во всяком случае, я постараюсь сделать все, что в моих силах. Кауэлл Степни никогда не даст ссуды в 12000 фунтов. Этот благожелательный дурак чрезвычайно нелепо, по мелочам, растрачивает свои средства. «Social Economist» существует за счет Степни. Это самое бестолковое из изданий старого Холиока, который сам себе Кромвель. Нет ни одной сомнительной филантропической затеи, к которой Степни не приложил бы свою руку или, вернее, свой карман. Так что хотя вы и хотите, чтобы он развернул свою деятельность в более широком масштабе, но у него нет для этого ни желания, ни возможностей.
Наш Интернационал делает большие успехи в Германии. Наш новый план, предложенный мной, - разрешать только индивидуальное членство и продавать по 1 пенни членские билеты, на обратной стороне которых отпечатаны наши принципы на немецком, французском и английском языках, - вполне себя оправдывает. Юнг с каждым днем все более становится похожим на мелкого хозяйчика. Елейность, аффектация и самодовольство, с какими он вещает, словно оракул, или плетет свои бесконечные россказни, становятся просто невыносимыми. Дюпон сказал ему об этом, добавив, что он (Юнг) имеет еще привычку во время разговора держать руки в карманах и позвякивать своим кошельком. Но в действительности он не так уж плох.
Мой старый знакомый - русский Бакунин - затеял хитроумный небольшой заговор против Интернационала. Поссорившись с Лигой мира и свободы на ее последнем Бернском конгрессе527 и выйдя из этой организации, он вступил в Романскую секцию нашего Товарищества в Женеве. Очень быстро он опутал славного старого Беккера, всегда жаждущего решительных действий, но имеющего весьма некритический склад ума. Легко увлекся и такой энтузиаст, как Гарибальди. Итак, Бакунин тайно подготовил план организации «Международного альянса социалистической демократии», который должен был в одно и то же время являться и отделением нашего Интернационала, и новой независимой международной организацией, объявившей своей «особой миссией разработку высших философских и т. д. принципов» пролетарского движения; в действительности же этот план с помощью ловкого трюка поставил бы наше Товарищество под руководство и в зависимость от верховной инициативы русского Бакунина. Способ, каким они приступили к делу, чрезвычайно характерен. Свою новую программу, подписи под которой открывает имя старого Беккера, они послали за нашей спиной в Париж, Брюссель и т. д.; туда же они направили и своих эмиссаров. Лишь совсем недавно они переслали эти документы лондонскому Генеральному Совету. Официальным решением мы отразили натиск московитского молокососа. Все наши отделения одобрили это решение. Разумеется, старый Беккер затаил теперь обиду против меня, так же как и Шили, который основывается на его информации, но, при всем моем личном дружеском расположении к Беккеру, я не могу допустить, чтобы эта первая попытка дезорганизовать наше Товарищество имела успех.
Говорил ли вам Дюпон, что доблестный Везинье был изгнан из знаменитой Французской секции, как подлый и низкий клеветник? За это он сделался признанным героем «La Cigale», которая открыто выступила против «подозрительности лондонского Генерального Совета» и его пособников в Брюсселе.
А теперь до свидания, мои дорогие дети, поцелуйте за меня маленького Фуштра и не забывайте Олд Ника ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ГЕРМАНУ ЮНГУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 17 февраля 1869 г.
Дорогой Юнг!
Прилагаю немецкое
Письма Лафарга - Вам и письмо для Степни. Полагаю, что последнее лучше не передавать. Вместо этого пошлите Степни прилагаемую программу. Он, вероятно, подпишется на некоторую сумму.
Привет.
Ваш К. М. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Лондон, 3 марта 1869 г.
Дорогой Кугельман!
Проклятый фотограф опять неделями водил меня за нос и все еще не доставил дополнительных карточек. Но я не хочу из-за этого больше откладывать своего ответа.
Что касается «Господина Фогта», то я хотел на крайний случай поместить в надежном месте те экземпляры, которые еще можно спасти от рук Либкнехта (я послал ему из Лондона в Берлин 300 экземпляров, то есть все имевшиеся тогда в наличности). Поэтому я взял на себя смелость просить поместить их у Вас. Но, Эриндур, разреши мне эту загадку природы!
Либкнехт послал Вам всего 6 экземпляров, а мне сообщил о посылке Вам 50 экземпляров.
Пожалуйста, попросите его раскрыть секрет этой загадки.
Кетле теперь уже слишком стар, чтобы устраивать с ним какие бы то ни было опыты. В прошлом у него большая заслуга: он доказал, что даже кажущиеся случайности общественной жизни вследствие их периодической возобновляемости и периодических средних цифр обладают внутренней необходимостью. Но объяснение этой необходимости ему никогда не удавалось. Попытка его не увенчалась успехом, он только расширил материал своего наблюдения и исчисления. Он и теперь не ушел дальше, чем был накануне 1830 года.
Свой II том11 я не кончу, вероятно, раньше лета. Тогда я, взяв с собой рукопись, поеду вместе со своей дочерью в Германию и повидаюсь с Вами или, точнее, посещу Вас.
Во Франции происходит очень интересное движение.
Парижане снова начинают прямо-таки штудировать свое недавнее революционное прошлое, чтобы подготовиться к предстоящей новой революционной борьбе. Сначала происхождение Империи - декабрьский государственный переворот. Последний был совершенно позабыт, подобно тому как реакции в Германии удалось совершенно вытравить воспоминания о 1848-1849 годах.
Вследствие этого книги Тено о государственном перевороте в Париже и провинции* произвели огромную сенсацию и в короткое время выдержали десять изданий. Тогда стали выходить дюжинами другие книги об этом периоде. Это была настоящая горячка, поэтому на этой почве возникла спекуляция книготорговцев.
Сочинения эти исходили от оппозиции - Тено, например, сотрудник «Siecle» (я имею в виду либеральную буржуазную газету, а не наш век). Все либеральные и нелиберальные прохвосты, принадлежащие к официальной оппозиции, покровительствовали этому движению. Так же относится к нему и республиканская демократия - люди вроде Делеклюза, например, который раньше был адъютантом Ледрю-Роллена, а теперь в качестве республиканского патриарха редактирует в Париже «Reveil».
До сих пор все упивались этими посмертными разоблачениями или, вернее, воспоминаниями прошлого, - все, кроме бонапартистов.
Но потом выступила оборотная сторона медали.
Сначала само французское правительство через ренегата Ипполита Кастия опубликовало «Июньские убийства 1848 года». Это было ударом для господ Тьера, Фаллу, Мари, Жюля Фавра, Жюля Симона, Пельтана и пр. - одним словом, для главарей так называемого «Либерального союза» во Франции. Либеральные главари хотят жульнически использовать ближайшие выборы. Старые подлые собаки!
Затем наступила очередь социалистической партии, которая стала «разоблачать» оппозицию и республиканских демократов старого покроя.
Сюда относятся, между прочим: Верморель, «Деятели 1848 года» и «Оппозиция».
Верморель - прудонист.
Наконец, выступили в печати и бланкисты, например Г. Тридон: «Жиронда и жирондисты».
И вот кипит весь котел у чародейки-истории.
Когда-то у нас дойдет до этого!
А вот Вам материал насчет того, как хорошо осведомлена французская полиция. Я собирался поехать в начале будущей недели в Париж, чтобы повидаться со своей дочерью. В прошлую субботу полицейский агент является к Лафаргу и спрашивает, приехал ли уже г-н Маркс. Я, мол, имею поручение к нему. - Предупредили!
Сердечный привет Вашей милой жене и Френцхен.
Как поживает г-жа Тенге?
Ваш К. М. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ГЕНРИХУ ОБЕРВИНДЕРУ В ВЕНУ [Черновик]
Лондон, 3 марта 1869 г.
1, Modena Villas, Maitland Park, Haverstock Hill, W. C.
Милостивый государь!
Извините, пожалуйста, что я запоздал с ответом на Ваше письмо от 14 февраля, - это произошло вследствие моего нездоровья.
Мне нечего уверять Вас, что я очень интересуюсь рабочим движением в Вене. Поэтому, если бы я мог свободно располагать своим временем и своими силами, мое сотрудничество в Вашей газете было бы немедленно к Вашим услугам. Но моя работоспособность постоянно нарушается из-за болезни. Тот небольшой досуг, который у меня остается после работы над окончанием второго тома моего труда «Капитал», поглощают дела Международного Товарищества Рабочих.
Поэтому я не могу обещать Вам сотрудничать в ближайшем будущем в Вашей газете.
С особым уважением Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ЭНГЕЛЬС - ФРИДРИХУ ЛЕССНЕРУ В ЛОНДОН Манчестер, 4 апреля 1869 г.
86, Mornington Street Дорогой Лесснер!
Я был очень рад получить от тебя весточку. Прилагаю при сем фотографию, которую ты просил. Вот уже неделя, как я в большой спешке приготовил книгу Беккера** и несколько других вещей для пересылки их Мавру, но женщины по утрам постоянно перекладывали их куда-нибудь, и так я изо дня в день забывал об этом. Завтра, однако, я захвачу пакет в город и пошлю Беккера прямо тебе.
Комплименты, которые ты мне делаешь и которых я совершенно не заслужил, пристыдили меня тем более, что, к сожалению, я за последние 18 лет почти ничего не мог делать непосредственно для нашего дела, а вынужден был посвящать все свое время «буржуазной» деятельности. Но я надеюсь, что в скором времени это изменится. Через несколько месяцев я рассчитываю опять всецело располагать своим временем и тогда, конечно, сделаю все, что в моих силах, чтобы заслужить твои комплименты. Я всегда буду испытывать радость, сражаясь вместе с таким старым товарищем, как ты, на одном и том же поле битвы и против одного и того же врага. Ты прав: дело идет лучше, чем когда бы то ни было; и мы - Мавр и я - были правы, когда еще много лет тому назад, в то время как глупый демократический сброд жаловался на реакцию и равнодушие к нему народа, предвидели в период этой реакции колоссальное промышленное развитие последних 18 лет и говорили, что результатом его будет обострение противоположности между трудом и капиталом и более ожесточенная классовая борьба; При этом можно смеяться до упаду, когда видишь, до какой степени теперь околпачены эти глупые демократы, как для них не находится даже ни одного приличного местечка ни в одной стране мира. Прогрессистская партия в Германии, республиканцы во Франции, радикалы в Англии - все они одинаково сели в лужу. Нет ничего более комичного, чем те кисло-сладкие комплименты, которые они вынуждены делать социальному движению, в то время как они очень хорошо знают, что в один прекрасный день это социальное движение повергнет их в прах.
Твои старый друг Ф. Энгельс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ДЖОНУ ЛАДЛОУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 10 апреля 1869 г.
1, Modena Villas, Maitland Park, Haverstock Hill, W. C.
Милостивый государь!
Зная об услугах, оказанных Вами рабочему классу, я бы и раньше доставил себе удовольствие послать Вам свой последний труд «Капитал» (второй и третий тома еще не опубликованы), если бы знал, что Вы читаете по-немецки.
В Вашей статье о Лассале в «Fortnightly» Вы сначала говорите, что Лассаль пропагандировал мои принципы в Германии, а затем - что я пропагандирую «принципы Лассаля» в Англии. Это было бы действительно тем, что французы называют «обмен взаимными услугами».
В I томе, который я Вам посылаю, в предисловии, на стр. VIII, в примечании 1, Вы найдете ясное изложение фактов, а именно, что «Лассаль все общие теоретические положения заимствует из моих сочинений почти буквально», но что я «совершенно непричастен к их практическому применению». Его рецепт - государственная помощь кооперативным обществам - я лишь из вежливости называю его рецептом. В действительности он принадлежит г-ну Бюше, который ревностно его проповедовал во времена Луи-Филиппа. Бывший сенсимонист, автор «Парламентской истории французской революции», прославлявший Робеспьера и святую инквизицию, г-н Бюше проводил свои идеи, например, в газете «L`Atelier», противополагал их радикальным идеям французского коммунизма того времени.
Так как Вы цитируете мой ответ Прудону - «Нищету философии», то Вы не можете не знать из последней главы этого произведения, что в 1847 г., когда все политико-экономы и все социалисты были согласны в одном единственном пункте - в осуждении тред-юнионов, - я доказывал историческую необходимость последних.
Искренне Ваш Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ЭЛЕОНОРЕ МАРКС В ПАРИЖ [Лондон], 26 апреля 1869 г.
Мой милый маленький Кво-Кво! (Элеонору Маркс в семье шутливо называли китайским принцем Кво-Кво)
Ты, право же, должна извинить мое долгое молчание. Я сейчас с головой ушел в работу.
Сначала - о твоих животных. Самбо почти не отходит от меня, чтобы так или иначе вознаградить себя за отсутствие своего верховного повелителя. Блекки ведет себя обычно, как джентльмен, но как очень скучный джентльмен. Томми опять сделала все от нее зависящее, чтобы доказать правильность теории Мальтуса. Елена, кажется, сегодня уничтожит новое потомство этой старой ведьмы. Виски, эта огромная и добрая персона, был сначала, подобно Калипсо, неутешен и доведен до отчаяния из-за твоего отъезда. Он отказывался от самых лучших костей, совершенно не выходил из твоей спальни и вообще проявлял все симптомы глубоких страданий «прекрасной души». Как только произносят твое имя, с ним делается припадок. Дикки оказался очень хорошим певцом, и мы оба взапуски развиваем свои музыкальные таланты совместными «упражнениями». Иногда, однако, когда я начинаю насвистывать, Дикки обращается со мной, как Лютер с дьяволом, - он поворачивается ко мне своим... Джокко снова стал показываться, но настроение у него в высшей степени скверное. Удостоверившись, что тебя нет, он предавался всем видам хандры и, несмотря на все попытки Елены, не давал себя ласкать.
Другим источником огорчений для Джокко было то, что садовник привел в порядок маленький сад, между тем как Джокко справедливо считал этот мир своим владением и резиденцией. Джокко лишился теперь своих холмиков, нор, ямок и всего того живописного беспорядка, которым он наслаждался.
Что касается прочих «животных», то, так как они не принадлежат к числу бессловесных, а, наоборот, чрезвычайно болтливы и прекрасно могут сами сообщить о своих собственных делах, я не обмолвлюсь сейчас о них ни единым словом.
В пятницу вечером я обедал у Бизли. Кроме меня там были барристер Кромптон, Юнг и Дюпон. Юнг рассказывал о своих подвигах. Он рассказывал, какие «удачные (буквально!) речи» он произносил в одних местах и какие «острые словечки» он отпускал в других. В этом мире «мировой скорби», недовольства и беспокойства невольно испытываешь радость, когда встречаешься с человеком, который «счастлив» и, кроме того, обладает не только одной рубашкой, но еще и Сарой и другими хорошими вещами в придачу.
Завтра посылаю вам «Irishman».
Большое спасибо Какаду за ее письмо.
Целую Фуштра.
Передай привет Африканцу. Ему будет чрезвычайно приятно услышать - если только он уже не узнал этого из французских газет, - что Грант назначил первого «черного» посланника Соединенных Штатов. Прощай, мой маленький Кво-Кво!
Твой Олд Ник ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Лондон, 11 мая 1869 г.
Дорогой Кугельман!
Вы должны простить мне мое продолжительное молчание. Во-первых, я в течение многих недель страдал от болей в печени, которые неизменно появляются у меня в весенние месяцы и приводят в тем худшее настроение, что делают меня почти совсем неспособным к умственной работе. Во-вторых, я с нетерпением ожидал со дня на день получения фотографии, которую Вы хотели иметь и которую г-н Ференбах, этот немецкий прохвост, и по сей день мне еще не доставил.
Моя жена и младшая дочь*гостят в настоящее время в Париже у Лафаргов, так что мы здесь чувствуем себя очень одиноко.
Памфлеты против Пальмерстона (мои) я при всем желании не мог раздобыть для Вас. В публикациях Уркарта против России и Пальмерстона хотя и есть много верного, но все дело портят причуды великого «Давида».
Вашу статью я отослал Энгельсу. При нашей полнейшей изолированности от респектабельной прессы нам будет трудно содействовать Вам в этой области, но мы попытаемся.
Приблизительно в конце августа я собираюсь приехать к Вам с моей дочерью и прожить с Вами до конца сентября в Германии, где Вы захотите, хотя бы даже это прервало окончание моей рукописи. Дольше этого срока я, конечно, пробыть не смогу.
Я прочел Ваше письмо к Боркхейму. Вы совершенно правильно замечаете, что по поводу избиений в Бельгии не годится болтать, как о варфоломеевской ночи. Но Вы, со своей стороны, недооцениваете важность и особый смысл этих событий. Вы должны знать, что Бельгия - это единственная страна, в которой саблям и ружьям регулярно, из года в год принадлежит последнее слово в каждой стачке. В обращении здешнего Генерального Совета, написанном мной по-французски и по-английски, этот вопрос полностью разъяснен. Я думаю, что оно (его английский текст) появится в печати уже завтра. Я Вам его тогда сейчас же вышлю.
Я только что написал, тоже по-английски, обращение для здешнего Генерального Совета Международного Товарищества к Национальному рабочему союзу в Соединенных Штатах о войне с Англией, которую как раз сейчас хотят начать буржуазные республиканцы за океаном.
Г-н Мейснер уже в конце января получил рукопись «Восемнадцатого брюмера» (напечатанную и исправленную), но до сих пор все оттягивает печатание. Приятно, нечего сказать!
Из-за дурацких издательских соображений он выжидает, а тем временем пройдет момент, когда издание действительно могло бы произвести эффект.
Наилучшие пожелания Вашей милой жене и Френцхен.
Ваш К. Маркс
17:25 26.04.2015
ЭНГЕЛЬС - ГЕРМАНУ ЭНГЕЛЬСУ В ЭНГЕЛЬСКИРХЕН Манчестер, 13 мая 1869 г.
Дорогой Герман!
Шлю тебе наилучшие пожелания по случаю прибавления твоего семейства. Оно меня тем более радует, что этим разрушены наконец чары, так сильно вас беспокоившие. Теперь вы должны наверстать упущенное время.
Контокоррентный счет правилен, но я не могу только понять, каким образом проценты из расчета 5% с 27924.29.4 талеров могут составить 1396.25.5 талеров вместо 1396.7.6 талеров.
Но поскольку здесь речь идет о сумме не больше цены одной бутылки мозельского, то не стоит вносить в счет много исправлений.
Заключение договора с Готфридом не подвинулось ни на шаг. Адвокаты ужасно затягивают дело, мой же адвокат отнюдь не советует мне спешить, так как Готфрид, по его мнению, гораздо больше меня заинтересован в том, чтобы покончить с этим делом. Я придерживаюсь того же мнения, ибо, как только я получу свои деньги, я всегда смогу - на худой конец - снова начать дело и конкурировать с ним; для этого мне не потребуется собирать предварительно много образцов и сведений, у меня все это в голове. Между тем я уже теперь изъял большую часть своих денег из нашего предприятия и вложил их в акции. Вследствие этого ему теперь самому туго приходится с деньгами, и я купил приблизительно на 2400 ф. ст. акций у него же; сперва он меня поощрял в изъятии денег, но потом, когда я взял около 7500 ф. ст., он выдохся и вынужден был продать мне вышеупомянутые акции - у него были как раз такие, какие нужны были мне.
Мне очень жаль, что в истории с вашей реформой системы веса я так ошибся. Я полагал, что такую реформу не вводят, если не имеют в виду провести ее полностью и сделать обязательной для всех. Но этим вы совершенно отрезали бы себя от внегерманского рынка, вследствие чего я сделал вывод, что вы не очень-то заинтересованы во внегерманских делах.
Если бы не это соображение, то, как я уже говорил два года тому назад Адольфу и еще в прошлом году - маме, я прежде всего спросил бы вас, не желаете ли вы принять участие во внегерманском деле, и если да, то на каких условиях мы могли бы заключить соглашение.
При существовавшем же положении я должен был предположить обратное. Поэтому я закончил свои дела с Г. Эрменом, а теперь, после того как это произошло, мама пишет мне, что эту реформу системы веса вы провели только для Германии. Но в таком случае я на вашем месте совсем бы ее не проводил, ибо в Голландии, Швейцарии, Австрии, Италии и пр. и пр. требуется все что угодно, только не система веса, принятая Таможенным союзом, и у вас, при расширении вашей внегерманской торговли, будет столько же затруднений и возни, как и прежде.
Мама пишет мне, что 1 апреля там в актив моего счета внесено 4000 рейхсталсров. Тем самым пассив моего счета сократился бы приблизительно до 17000 талеров; кроме того, из этой суммы следует вычесть стоимость пряжи, которая куплена дешево и скоро будет готова в бобинах. Эту последнюю сумму я переведу вам и начале июля в талерах, так как пора, наконец, и мне что-нибудь выгадать на курсе. Если вы, однако, предпочитаете стерлинги, то я и на это согласен в том случае, если мы честно поделим весь доход от разницы в курсе, который вы получали начиная с 1860 г. при моих переводах, а также по учету векселей в 35-38%, которые вы мне тогда навязали, - вам половину и мне половину.
Что же касается бобин пряжи, то не может быть и речи о том, чтобы получить ее непосредственно у прядильщиков, ибо эти люди никакого понятия не имеют и иметь не хотят об экспедиции и извещениях. Вам придется заплатить 11/2% премиальных какой-нибудь комиссионной фирме, и они вполне окупятся, ибо здесь происходят изменения в качестве пряжи и т. п., о которых вы иначе ничего не узнаете. Например, 45-й номер пряжи я уже много лет покупал у фирмы «Самюэл Тейлор и сын» в Олдеме, теперь же неожиданно намного подешевела употреблявшаяся ранее вами и нами такая же пряжа фирмы «Джон Веджстафф и К°» в Стейлибридже, и поэтому я снова покупаю ее. Пряжа номер 55 и все более тонкие сорта выделываются у Джона Ноулса в Болтоне (ранее - фирма «Джон и Джордж Ноулсы»), и вам также придется сохранить по-прежнему эту пряжу или пряжу его брата Джорджа Ноулса. Независимо от того, подберешь ли ты сам себе комиссионера или захочешь, чтобы я тебе предложил такового, - как только вы выберете себе кого-нибудь, я могу все устно растолковать этому человеку. Впрочем, я всегда вносил в фактуру фамилии прядильных фабрикантов.
В своих бумагах я нашел оригинал договора с Петером Эрменом от 1862 г. и хотел переслать его вам, но вижу, что он имеет отношение лишь к здешнему делу, а потому ничем не может быть вам полезен. Поэтому я оставляю его здесь; в случае же, если бы он вам когда-либо понадобился, ты теперь знаешь, где он. Разъяснение по поводу тамошнего дела находится у вас там.
Г. Эрмен сказал недавно своему племяннику Генриху: «С Антоном решительно ничего больше нельзя поделать, его голова стала совсем никуда не годной». Я считаю, что этот парень причинял нам здесь прямо и косвенно на 1000-2000 ф. ст. убытка ежегодно.
Сердечный привет Эмме и малышам, а также маме.
Твой Фридрих
Пряжа 45-й номер стоит 163/4 пенса, 55-й - 213/4 пенса. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ПАРИЖ Манчестер, 2 июня 1869 г.
Мой дорогой Поль!
Вы можете, разумеется, использовать мое имя, как Вам заблагорассудится. Однако возникают некоторые возражения. Во-первых, в настоящее время я не в состоянии выполнить ту работу, которую Вы предлагаете, а Энгельс все еще страдает воспалением глаз и, само собой разумеется, на некоторое время лишен возможности писать. Конечно, если возникнет совершенно неотложный вопрос, мы сами обратимся к «Renaissance». Но это можно делать и независимо от того, будет ли мое имя фигурировать среди редакторов. Чисто номинальное совместное редактирование вряд ли окажется полезным. Однако мое наиболее серьезное возражение носит исключительно личный характер, и я предоставляю разрешение вопроса на Ваше усмотрение. Упомянутая газета, возможно, вовлечет Вас и Ваших друзей в судебные конфликты с правительством, и Ваш отец, узнав рано или поздно, что мое имя фигурирует среди редакторов этой газеты, вероятно, решит, что это я толкнул Вас к преждевременной политической деятельности и помешал Вам сделать необходимые шаги (которые я постоянно побуждал Вас сделать) для сдачи медицинских экзаменов и овладения Вашей профессией. Он прямо будет рассматривать это предполагаемое влияние с моей стороны как совершенно противоречащее нашему специальному взаимному обязательству.
Что касается опасений Маленького, то они совершенно необоснованы. Для подготовки к вторжению Францию Пруссии, при самых благоприятных обстоятельствах, потребовался бы вместо недели, по крайней мере, месяц. Но в настоящий момент обстоятельства для нее далеко не благоприятны. Германское единство фактически не существует; создать его может только германская революция, уничтожив прусскую династию, которая была, есть и всегда будет слугой московита. Германию можно на деле централизовать только путем ниспровержения «Пруссии».
Пруссия не растворилась в Германии. Наоборот, она завоевала часть Германии и обращается с ней - и с прямо аннексированными областями, и с включенными насильно в Северогерманский союз, - как с завоеванной страной. Отсюда то огромное недовольство, которое царит в ее вновь приобретенных землях. В случае наступательной (не оборонительной) войны против Франции Пруссия будет вынуждена использовать большую часть своей армии для того, чтобы держать в повиновении эти земли, как наиболее опасные, так как через них проходят коммуникационные линии, связывающие ее с Францией, железные дороги, телеграф и т. д.; прусские пути отступления с Рейна проходят также через эти земли. Что касается военных контингентов, набранных в Ганновере, Шлезвиг-Гольштейне, Саксонии, Кургессене, Нассау и т. д., то на них нельзя положиться, они скорее явятся источником слабости, чем силы.
Кроме этих областей - или прямо аннексированных, или включенных насильно в Северогерманский союз - имеется еще Южная Германия (Баден, Вюртемберг, Бавария, Гессен- Дармштадт), насчитывающая 9 миллионов человек. Здесь народные массы целиком настроены антипрусски. В случае войны против Франции Пруссия должна будет, следовательно, послать другую часть своей армии сюда, чтобы обеспечить безопасность этой части Южной Германии, которая на большом протяжении граничит с Францией.
И последнее по счету, но не по важности: Пруссия будет вынуждена сконцентрировать сильную армию наблюдения против Австрии. Нельзя забывать, что Габсбургская династия чрезвычайно страдает от недавнего унижения и урона, нанесенного ей прусским выскочкой.
Даже если принять совершенно абсурдную гипотезу, что Габсбургская династия готова забыть прошлое, все равно она еще будет не в состоянии поддержать Пруссию. Австрийский император больше не оказывает никакого влияния на международные дела. Теперь решает вопросы венгерский сейм, и он наверняка решит в пользу Франции против Пруссии. То же сделает и венский рейхсрат. Таким образом, какой бы дружеской ни была официальная позиция венского кабинета, Пруссия не может и не должна полагаться на нее и всегда будет вынуждена посылать сильную армию наблюдения против армии, которую Австрия, несомненно, сконцентрирует в Богемии.
Таким образом, с самого начала вы видите, что грозные на вид военные силы Пруссии не будут сосредоточены в основном против Франции, а, наоборот, должны будут рассредоточиться по различным направлениям.
У Пруссии не окажется других союзников, кроме России, которая не в состоянии располагать своей армией в случае внезапных чрезвычайных обстоятельств. Прежде чем ее контингенты будут мобилизованы и вступят в Пруссию, вся кампания будет уже закончена.
Само предположение о том, что Пруссия при таких обстоятельствах осмелится в одиночку - а именно так ей пришлось бы действовать - напасть на Францию, в том числе и на революционную Францию, - само это предположение является неправильным.
До сих пор я рассмотрел только чисто военный и дипломатический аспекты вопроса, но нет ни малейшего сомнения, что в случае революции во Франции Пруссия поступит теперь так же, как в 1848 году. Вместо того, чтобы бросить свои силы за границу, она вынуждена будет сконцентрировать их для экспедиций внутри страны.
Если в 1848 г. движение в Германии парализовало прусское правительство, то каково же будет положение теперь, когда народные массы в Пруссии и других частях Германии гораздо более развиты, в то же время прусское правительство, как и другие германские правительства перестают быть абсолютными монархиями и слабеют в сетях мнимого конституционализма?
Что касается рабочего класса Германии, то, по моему мнению, он организован лучше, чем французский рабочий класс. Его мировоззрение более интернационально, чем в любой другой стране; его атеизм резче выражен, чем в любой другой стране; его симпатии к Франции повсеместны.
Пруссия ничего не сможет сделать в случае французской революции. (Один рабочий представитель в Северогерманском рейхстаге недавно угрожал ему приближением французской революции.) Только в случае вторжения императорской Франции в «отечество»
У меня под мышкой оказался не карбункул, а какой-то другой нарыв, который меня очень беспокоил, но со вчерашнего дня стал быстро заживать. Счастье, что я нахожусь в Манчестере, иначе дело могло бы обернуться плохо. Сейчас я вполне здоров.
Надеюсь быть с вами на следующей неделе. Тусси, вероятно, немного задержится в Манчестере. После сдержанного поведения в Париже здесь она чувствует себя вполне в своей стихии, как только что оперившаяся пташка.
Надеюсь, отъезд Лесснера в Бразилию еще не решен окончательно. Очень сожалею, что не в состоянии сделать что-либо для него. По своей обычной доброте ты, очевидно, принесла себя в жертву, проведя прошлое воскресенье в нескончаемом tete-a-tete. В отношении статьи для Лафарга я чувствую себя довольно неловко. С одной стороны, мне бы хотелось оказать услугу Бланки; с другой стороны, все прочие мои занятия не позволят мне много сделать для них. Но больше всего я опасаюсь, как бы старый Лафарг не заподозрил меня, что я толкаю его сына на преждевременную политическую деятельность и заставляю его пренебрегать своими профессиональными обязанностями. Как бы то ни было, у него не очень много оснований радоваться своей связи с семьей Маркс.
А пока до свидания, дорогая Бай-Бай, мой привет всем.
Я твердо решил было уехать из Манчестера вчера. Но Энгельс, под тем предлогом, что первую неделю своего пребывания здесь я чувствовал себя еще инвалидом, так настаивал на том, чтобы я остался до следующего понедельника, что я должен был уступить. Право же, он так хорошо относится ко мне, что я был не в состоянии серьезно противиться такому капризу с его стороны.
Во время нашей трехдневной поездки в Девоншир-Армс, близ Болтонского аббатства, я познакомился с чрезвычайно странным малым, г-ном Дейкинсом, геологом, который временно проживает в этой части Йоркшира для того, чтобы составить геологический обзор этой местности. Между прочим, ты, вероятно, знаешь, что по распоряжению правительства и под руководством профессора Рамзи с Джермин-стрит подготовляется геологический атлас всей Англии. Мур сам геолог. Через него Энгельс и Шорлеммер познакомились с Дейкинсом, который живет в фермерском доме в йоркширской глуши. Этот фермерский дом был некогда аббатством, и нижняя его часть все еще служит часовней. Для того чтобы повидать Дейкинса, мы и отправились в эти края. Дейкинс очень напоминает немецкого крестьянина - низкорослый, с лицом, вечно расплывающимся в широкую улыбку; в строении его головы есть нечто обезьянье; в нем нет ничего британского, за исключением выступающего ряда верхних зубов, которые напомнили мне покойную г-жу Зейлер. Одежда его, как у неряшливого и «плохо одетого» батрака с фермы, чрезвычайно небрежна. Галстук и тому подобные принадлежности цивилизации ему также незнакомы. Первое впечатление, которое он на вас производит,- это впечатление грубого, неотесанного парня; добродушие светится в его глазах и расплывающейся улыбке, но не скажешь, что он обладает большим умом. И все же - это очень ученый человек, даже энтузиаст своей науки, и имя его начинает уже выделяться среди массы имен его соперников. Он наивен, как ребенок, без всяких претензий, всегда готов поделиться своими научными открытиями с первым встречным, который пожелает выведать их у него. И в самом деле, около него постоянно трутся несколько других геологов со специальной целью вытянуть из него деньги или добиться славы, присвоив себе его изыскания. Действительно, мы застали его в обществе двух таких молодцов: один из них, по фамилии Уорд, - застенчивый юноша, а другой - Грин - напористый, самоуверенный человек.
Мы обедали у него на ферме - в прошлое воскресенье, - в ком-пате, расположенной как раз над часовней. Эта комната служила, очевидно, прежде местом собраний монахов, с капитальными стенами (я подразумеваю - обнесенная толстыми стенами), с видом на великолепные деревья и на группу гор, расположенных амфитеатром, нагроможденных одна на другую и окутанных той голубой дымкой, которой так восторгается Керрер Белл. Во время очень веселого и, несмотря на свою простоту, хорошего обеда монотонное пение молодежи, доносившееся из глубины часовни, заглушаемое толстыми стенами и звучавшее как бы издалека, отчасти напомнило мне церковное пение из «Фауста» (По-видимому, имеется в виду опера Ш. Гуно «Фауст»).
Так вот, наш друг Дейкинс - нечто вроде Феликса Холта, без жеманства этого последнего, зато со знаниями (между прочим, здешние тори говорят: «Феликс Холт, мошенник [rascal]» вместо «радикал [radical]»). Он приглашает раз в неделю фабричных парней, угощает их пивом и табаком и болтает с ними на социальные темы. Он - коммунист «от природы». Я, конечно, не мог удержаться от того, чтобы не пошутить над ним немного и не предостеречь его от встречи с г-жой Эллиот, которая сразу же завладеет им и превратит его в свою литературную собственность. Он уже писал Муру, что хочет вступить в Интернационал. Поэтому я привез ему членский билет, и он внес 10 шил. в качестве вступительного взноса, что составляет для него известную сумму. Эти люди получают только 150 ф. ст. в год, а выполняют тяжелую умственную и физическую работу. Правительство не было бы в состоянии заполучить этих людей за такую плату, если бы это было делом только конкуренции, но большинство из них полно «геологического» пыла и пользуется предоставленной им возможностью производить свои изыскания. У них есть бумаги, которые обязывают каждого землевладельца, фермера и т. д. не препятствовать им бродить по их имениям и фермам и исследовать строение почвы. Дейкинс, который обладает большой дозой юмора и природного комизма, нередко, приходя на ферму, вынимает свои инструменты и принимается за работу как раз тогда, когда появляется фермер, который рычит на дерзкого пришельца и приказывает ему убираться прочь, если он не желает познакомиться с зубами его собаки или с ударами его цепа. Дейкинс делает вид, что не обращает на него внимания, продолжает свое дело и раздражает грубияна какими-нибудь шуточками. Когда комедия доходит до известного кульминационного пункта, он вытаскивает свой документ - и цербер смягчается. Когда мы сидели у него, он, пользуясь удобным случаем, дал мне прочитать в последнем номере «Fortnightly Review» статью Гексли, в которой тот забавно отделывает старого Конгрива.
Дейкинс тоже решительный противник контистов, или позитивистов. Он согласен со мной, что в них нет ровно ничего позитивного, кроме их высокомерия. Что касается моего друга Бизли, то он причисляет его к тем «доктринерам», которые ошибочно принимают свои фантастические причуды за науку. В том же номере «Fortnightly» напечатана вторая статья Милля о «Капитале и труде» Торнтона. Его рецензия убедила меня, что оба они - мелкая сошка.
Дейкинс - наш сосед, то есть он живет (когда бывает в Лондоне) в Килберне со своим отцом-юристом.
Вчера вечером я был на неизбежном чае у Гумпертов. Годы наложили на г-жу Гумперт неизгладимую печать. Никогда еще мне не приходилось видеть более быстрой перемены.
Лицемерие греческого носа уступило место настоящему еврейскому типу; вся она выглядит какой-то сморщенной и высохшей, и ее голос приобрел тот гортанный тембр, который является до некоторой степени проклятием избранного народа. Говоря о том, как неприятно ездить в омнибусе, бывать на публичном фейерверке или в театре в непосредственном соседстве с партером - все это из-за дурного запаха презренной черни, - она сказала: «Я люблю толпу чистых людей, а не грязных» [«I like the clean million, but not the dirty million»]. Я притворился, что понял в смысле «чистые миллионы», и сказал, что люди вообще весьма склонны предпочитать чистый миллион фунтов стерлингов какому бы то ни было миллиону людей - мытых или не мытых.
А теперь, мое дорогое дитя, до свиданья. Передай всем мои наилучшие пожелания. В понедельник я обязательно выезжаю. Что касается Тусси, то у нее цветущий вид, и пробыть немного дольше в Манчестере ей будет полезно.
Твой Олд Ник
22:28 26.04.2015
ЭНГЕЛЬС - ЭЛИЗЕ ЭНГЕЛЬС В ЭНГЕЛЬСКИРХЕН Манчестер, 1 июля 1869 г.
Сегодня первый день моей свободы, и я не могу провести его лучше, как немедленно же написать тебе письмо. Вчера, наконец, я по всем важным пунктам пришел к соглашению с Г. Эрменом. Проект договора, составленный его адвокатом, был таков, что в этом виде я никогда бы его не подписал. Я обязывался в течение пяти лет не конкурировать с ним, то есть не производить и не продавать отбеленной, крашеной или аппретурной бумажной пряжи.
Это было в порядке вещей. Но тут его адвокат так повернул дело, что, если бы я нарушил то или иное условие, я должен был бы с самого начала платить штраф в размере от 100 ф. ст., в отдельных случаях доходящий до 1000 фунтов стерлингов; таким образом, я должен был бы этими денежными штрафами возвратить Г. Эрмену больше 1750 ф. ст., которые мне были выплачены, не говоря уже о судебных издержках. Мой адвокат настоятельно советовал мне не соглашаться на это ни в коем случае, и в результате мы вычеркнули всю эту историю - почти половину всего проекта. Затем был еще один пункт - о дальнейшем ведении Готфридом фирмы «Эрмен и Энгельс». Мой адвокат сказал мне, что если я дам ему на это официальное согласие, то меня, в случае банкротства, могли бы еще рассматривать как компаньона и привлечь к ответственности. Поэтому я потребовал, чтобы мое официальное согласие на это было также ограничено пятью годами, и то лишь постольку, поскольку он сам будет в это время активным компаньоном в деле.
Мой Готфрид, который вначале очень спешил с переговорами, вскоре начал сильно затягивать дело и даже продержал однажды проект три недели у себя дома, не говоря о нем ни слова. В результате второй проект договора (между Г. Эрменом, Антоном Эрменом и мной, который регулирует вопрос о разделе фирмы в связи с моим выходом) я получил лишь около трех недель тому назади вследствие обычных адвокатских формальностей мог начать переговоры лишь неделю тому назад. К тому же Г. Эрмен в последние дни явно избегал меня, словно желая затянуть дело до тех пор, пока я не выйду из фирмы, надеясь тогда легче со мной справиться. Мы приступили к переговорам лишь вчера утром, и тут Готфрид уступил во всех- пунктах. В свою очередь и я ему уступил, обязавшись в течение пяти лет не прясть и не сучить сорта пряжи ниже № 40; право же торговли такой пряжей, но только в необработанном виде, за мной осталось. Эта уступка не имеет для меня никакого практического значения, поэтому я и доставил ему это удовольствие.
Таким образом, дело теперь, за исключением некоторых юридических формальностей, сделано, и я думаю, что через три недели все может быть закончено; однако можно ожидать и того, что это продлится до августа, так как сначала должен быть сведен баланс, а адвокаты всегда так ужасно все затягивают. Вчера после обеда я ходил с Готфридом на фабрику и осматривал склад и приемочную, после чего мы пошли к нему на дом, где он угостил меня бутылкой очень хорошего гарцхофбергского вина. Он рад, как и я, что покончил с этим делом и является теперь полным хозяином фирмы, а также тому, что у него не будет со мной никаких споров, ибо 1) если бы я вошел в компанию со своими братьями, то мы могли бы, как говорит мой адвокат, продолжать и здесь вести дела фирмы «Эрмен и Энгельс», в то время как ему мы могли бы это запретить, 2) он вообще чрезвычайно боится конкуренции, и 3) теперь выясняется, что он еще некоторое время будет очень нуждаться во мне, чтобы не допустить в деле крупных промахов. Поэтому он и приглашал меня заходить в контору, как только мне захочется, и просил давать людям иногда советы, на что я, разумеется, согласился. Он пригласил для ведения переписки одного молодого штутгартца, который находится здесь всего три недели и, конечно, еще очень неопытен. Ему придется довольно тяжело. С Чарлзом* Готфрид тоже еще не покончил, - его срок кончается по договору через неделю; любопытно, сговорятся ли они. Чарлзу пять лет тому назад он обещал комиссионные, но тот никогда их не получал, теперь Чарлз требует взамен этого 1000 ф. ст. в виде вознаграждения, которые Готфрид ему, конечно, никогда не даст.
Антона он тоже, кажется, не хочет оставлять в качестве компаньона. По крайней мере, второй проект договора расторгает союз с ним точно таким же образом, как и со мной; а Готфрид не доставлял бы себе этих хлопот, если бы он действительно не замышлял этого. С одной стороны, Готфрид убедился в том, что Антон для практического дела, то есть для зарабатывания денег, абсолютно не пригоден, а с другой стороны, Антон все время выкачивает за спиной Готфрида так много денег из дела, посылая их своей Юлии**, что Готфрид уже опасается, как бы Антон не начал брать деньги прямо из банка, поскольку он - Антон - имеет право на подпись. Когда Антон вступал в дело, Готфрид вложил за него 500 ф. ст., которые и представляли капитал Антона. Но г-н Антон, который должен был бы оставлять в деле по 250 ф. ст. ежегодно из своих прибылей, не только не сделал этого, но давно спустил и те 500 фунтов.
Моя новая свобода мне чрезвычайно нравится. Со вчерашнего дня я стал совсем другим человеком и помолодел лет на десять. Вместо того чтобы пойти в мрачный город, я бродил сегодня утром в эту чудесную погоду несколько часов по полям. За моим письменным столом в комфортабельно обставленной комнате, где можно открыть окно, не боясь, что повсюду черными пятнами осядет копоть, с цветами, стоящими на окнах, и несколькими деревьями перед домом, работается совсем иначе, чем в моей мрачной комнате на складе с видом во двор, Я живу в десяти минутах ходьбы от клуба, достаточно далеко от квартала немецких и прочих обитателей меблированных комнат, чтобы быть уверенным, что мне не будут надоедать. В 5 или 6 часов вечера я обедаю дома, кухня очень хороша, а затем большей частью ухожу на несколько часов в клуб читать газеты и т. д. Но все это я смогу организовать как следует лишь тогда, когда мне не нужно будет больше бегать в город из-за баланса и пр.
Ну, теперь прощай, милая мама. Сердечный привет всем. Если у вас есть планы путешествий, то сообщите их мне, чтобы я мог по возможности сообразоваться с ними; исходя из того положения, в котором я пока нахожусь, вам не следует принимать меня в расчет.
Сердечно любящий тебя сын Фридрих ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ФРАНСУА ЛАФАРГУ В БОРДО Лондон, 7 июля 1869 г.
Мой дорогой друг!
Ваше письмо заставляет меня немедленно выехать в Париж. Там я смогу судить о положении дел и действовать в указанном Вами направлении. Я полностью разделяю Вашу точку зрения. Я напишу Вам из Парижа, где пробуду два или три дня. Вести о состоянии Вашего здоровья очень огорчили меня и всю мою семью, которая Вас искренне любит.
Передайте, пожалуйста, мой привет г-же Лафарг.
Преданный Вам Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ЭНГЕЛЬС - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Манчестер, 10 июля 1869 г.
Как доказывает прилагаемое, я все же держу свое слово и сдержал бы его давным-давно, если бы не произошло следующее: 1) хотя у меня была прилагаемая при сем фотография Лупуса*, но не было моей собственной и только после многократных снимков прошлой зимой мне удалось получить сносную фотографию, 2) но после этого я обнаружил, что фотография Лупуса куда-то запропастилась, и я, несмотря на все поиски, не мог ее найти. Поэтому 3) я заказал фотографу, у которого был негатив, еще 24 снимка Лупуса, но они вышли скверно, так как негатив очень выцвел, и я не хотел посылать ни одной из них. Наконец, 4) я снова нашел прежнюю фотографию, и вот они обе.
От Маркса я узнал, что Вам, к сожалению, пришлось подвергнуться операции и что это лето Вы собираетесь посвятить своему здоровью. Это будет несомненно очень полезно, а отчасти, пожалуй, и приятно. Надеюсь, что Вы благодаря этому вполне поправитесь. Но по этой причине, возможно, наш друг Шорлеммер, который уже две недели находится в Германии и дней через 10-12 собирался быть проездом в Ганновере и посетить Вас, не застанет Вас дома. В конце этого или в начале следующего месяца Маркс вместе со своей дочерью Женни, вероятно, поедет в Германию; как будет обстоять дело со мной, я еще не знаю по следующим причинам.
30 июня настоящего года истек срок моего договора с моим компаньоном. При заключении договора я с самого начала рассчитывал на то, что по истечении его срока сколочу на благородной коммерции такую сумму, чтобы иметь возможность прожить на нее, хотя бы, по здешним понятиям, и очень скромно, и распрощаться, таким образом, с торговлей. Это, правда, не вполне осуществилось, но после неоднократных переговоров с моим компаньоном мы в конце концов сошлись на том, что я разрешаю ему в течение пяти лет пользоваться моим именем в делах фирмы и обязуюсь в течение этих пяти лет не конкурировать с ним; за это он уплачивает мне вполне приличную кругленькую сумму, так что я все-таки добился того, чего хотел. С 1-го числа настоящего месяца я, таким образом, вышел из дела, и мое время наконец-то опять принадлежит мне. Правда, это пока только теоретически, ибо до тех пор, пока не будет подведен баланс и адвокатами не будут приведены в порядок необходимые документы, я не смогу уехать отсюда и должен буду потратить еще много времени, чтобы привести эти дела в порядок. Но в течение ближайшего месяца я надеюсь покончить с этим, и если Вы сообщите мне, где будете находиться в это время, то все мы, пожалуй, могли бы встретиться где-нибудь в Германии. Мне нет надобности, разумеется, говорить Вам, насколько я рад, что отделался от этой проклятой торговли и снова могу работать по своему усмотрению, в особенности, что это произошло именно теперь, когда события в Европе все больше и больше обостряются и в один прекрасный день может совершенно неожиданно разразиться гроза.
Лассальянская секта - не без диалектической иронии - стремится, по-видимому, обрести как раз в результате своего номинального воссоединения свое подлинное разложение.
Швейцер в настоящее время удержит еще, быть может, большинство своих людей, но никакая партия или секта не в состоянии выдержать постоянно повторяющегося изгнания вождей. К тому же на этот раз обнаружатся всевозможные курьезы, когда эта в высшей степени нечистоплотная клика начнет перемывать свое грязное белье, - курьезы, которые Швейцеру могут только повредить. Разложение лассальянской секты и, с другой стороны, освобождение саксонских и южногерманских рабочих от помочей Народной партии - таковы два основных условия для образования новой, подлинно рабочей партии Германии. Лассальянцы теперь сами позаботятся о том, чтобы сделать свое дело, и перегрызут друг другу горло, но гораздо труднее отделаться от южногерманских республиканско-мещанских ограниченных взглядов, которые Либкнехт систематически вбивает в голосу рабочим. Чего стоит одна его глупость - написать на своей газете*: орган Народной партии, то есть южногерманских мещан. Если бы Бебель имел хотя бы небольшое теоретическое образование, ничего подобного бы по могло случиться, - он кажется мне очень дельным малым, у которого только один этот недостаток. А тут еще Лнбкнехт требует, чтобы мы открыто вступились за него и за Народную партию против Швейцера! Между тем ведь само собой понятно, что 1) с Народной партией, как с буржуазной партией, у нас еще гораздо меньше общего, чем со швейцеровскими лассальянцами, которые все же являются рабочей сектой, и 2) что Маркс, как секретарь Международного Товарищества Рабочих для Германии, обязан с должным вниманием относиться к каждому вождю, которого достаточное количество рабочих выдвигает своим руководителем и выбирает в парламент.
Пожалуйста, посылайте мне теперь письма всегда по вышеуказанному адресу.
Недавно Маркс прислал мне Вашу работу о лечении болезней, сопровождающихся сыпью, с помощью проветривания. По-моему, Вы пользуетесь проветриванием еще слишком умеренно. Здесь окно спальни без всяких опасений держат открытым на целых 3-12 дюйма без всяких ширм и т. п. и заботятся лишь о том, чтобы больной не лежал непосредственно на сквозняке. Это практикуется и летом и зимой. При этом, кроме extractum carnis ( мясного экстракта) и портвейна в больших дозах, не дают почти никаких лекарств. Так лечили в ноябре прошлого года мою домашнюю работницу от тифозной горячки и прошлым летом - обеих незамужних дочерей Маркса от скарлатины. Я думал, что этот способ лечения уже давно утвердился и в Германии, но, судя по Вашим сообщениям, там все еще, по-видимому, господствует старый метод - держать больных в тепле и спертом воздухе.
Дайте поскорее о себе знать.
Наилучшие пожелания.
Ваш Ф. Энгельс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ФРАНСУА ЛАФАРГУ В БОРДО Париж, 10 июля 1869 г.
Мой дорогой друг!
Я приехал сюда в четверг вечером и вернусь в Лондон в понедельник.
Судя по Вашему письму, которое я перечитал, вы полагаете, что г-жа Маркс еще находится здесь. Это заблуждение. Меня поразило прежде всего то, что Лаура все еще очень больна и у нее слабое здоровье.
Я начинаю с этого замечания, так как оно объясняет кажущуюся апатию нашего Поля. Он не прерывал своих занятий, но небрежно отнесся к тому, чтобы принять необходимые меры для сдачи своих экзаменов.
На упреки, которые я ему вследствие этого сделал, он ответил мне, - и я должен Вам сказать, он имел право ответить мне таким образом: «Прежде, чем думать о будущем, я должен заняться настоящим. Состояние здоровья Лауры требует с моей стороны самого заботливого отношения. Оно не допускает даже непродолжительного моего отсутствия. Я хотел скрыть положение вещей, чтобы не причинять беспокойства Вам и моей семье. Мы, Лаура и я, сделали все, чтобы не вызвать подозрений у г-жи Маркс».
Я разговаривал с одним очень хорошим врачом, которого Поль принимал у себя. Он сказал мне, что для Лауры совершенно необходимо поехать на морские купанья; он предложил Дьепп, так как более длительное путешествие ухудшит состояние ее здоровья.
С другой стороны, Поль обещал мне, что после своего возвращения из Дьеппа он сделает все, что в его силах, чтобы в кратчайший срок сдать свои докторские экзамены и т. д.
Я должен откровенно сказать Вам, что состояние здоровья моей дочери меня серьезно беспокоит.
Наш внук - очаровательный малыш. Я никогда не видел более совершенной детской головки.
Передайте мой привет г-же Лафарг.
Примите, мой дорогой друг, искренние пожелания от вашего Карла Маркса ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Лондон, 15 июля 1869 г.
Дорогой Кугельман!
Ваше письмо от 2 июня было получено здесь в то время, когда я был в Манчестере. Мне забыли переслать его, а позднее совсем забыли о его существовании. Только теперь оно попало мне в руки; я обратил на него внимание благодаря Вашему письму от 6 июля. Ваше последнее письмо я тоже получил лишь вчера, так как по причине нездоровья моей Лауры я пробыл целую неделю инкогнито в Париже, где, кстати, рост движения прямо бросается в глаза. Если бы не все это, я поспешил бы написать Вам во время Вашей болезни.
Что касается «Восемнадцатого брюмера», то уверения Мейснера - чистейший вздор. Рукопись находится у него с конца января. Предисловия он, понятно, не получил, потому что не прислал двух последних корректурных листов. Эти листы я наконец получил 23 июня и, исправив их в тот же день, отослал обратно вместе с предисловием. Итак, опять прошло более трех недель, пока мы прямо не угодили в мертвый сезон для книжной торговли!
В Германию я приеду только в сентябре. Я предпринимаю это путешествие главным образом из-за своей дочери. Но во всяком случае я приеду навестить Вас в Гельголанде (я еду через Ганновер).
Что касается написанной Энгельсом биографии, то отошлите мне ее, пожалуйста, обратно. Он должен переработать ее, так как она предназначается теперь для другой публики.
Сердечный привет Вашей милой жене и Френцхен.
Ваш К. М. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ЭНГЕЛЬС - ГЕРМАНУ ЭНГЕЛЬСУ В ЭНГЕЛЬСКИРХЕН Манчестер, 15 июля 1869 г.
Дорогой Герман!
Хорош ты товарищ, нечего сказать! Что я переписывался с тобой по поводу истории с курсом только как с управляющим мамы - это разумелось само собой. Но именно потому, что ты являешься ее управляющим, ты не можешь вдруг за являть мне, чтобы я обращался по этому делу непосредственно к маме. Хорошенькое дело, если бы ты отказывался от должности управляющего всякий раз, когда другая сторона придерживается иного мнения, чем ты, или твои доводы иссякают. Нет, голубчик, во всяком случае сейчас ты останешься на своем посту.
Итак, к делу: что значил наш уговор исчислять все по курсу 6 рейхсталеров 20 зильбергрошей? Не что иное, как то, что обе стороны, как мама, так и я, отказались выгадывать на курсе этих 10000 фунтов стерлингов. Но так как мама на 7000 ф. ст., выплаченных мной, все же получила определенную выгоду на курсе, то я счел вполне в порядке вещей, если я выгадаю на небольшой остающейся сумме. Ты, однако, разрешаешь вопрос гораздо проще, утверждая без обиняков, что только мама имеет право выгадывать на курсе.
Ты не учитываешь, между прочим, насколько у тебя в вопросе об учете ускользает почва из-под ног, когда совершенно правильно утверждаешь, что заинтересованной стороной является в сущности только мама. Я выплачиваю маме 1000 ф. ст. и на мой запрос получаю ответ, что эту сумму я должен послать Р. Функе и К° векселями с любым сроком уплаты. Я так и сделал и, следовательно, имел право на то, чтобы через три дня по истечении срока эти векселя были зачтены мне на полную их сумму. Что после этого сделал с векселями Функе в силу неизвестного мне и меня не касающегося соглашения между «Р. Функе и К°» и фирмой «Эрмен и Энгельс» в Бармене (две фирмы, к которым, как ты говоришь, я не имею никакого отношения), меня уж совершенно не касается, так же как и то, что сделал с ними банк, в котором Функе учел их. Надо полагать, что теперь тебе, наконец, это ясно.
О «надувательстве» вообще не может быть и речи. Но профессиональные купцы, как и профессиональные адвокаты, легко привыкают смотреть на дело, которым они непосредственно заняты, лишь с одной, наиболее выгодной для них стороны, между тем как при занятии научными предметами необходимо прежде всего отделаться от этого свойства. История с учетом заставила меня заподозрить, что ты в этом вопросе не вполне беспристрастен, поэтому я считал с тех пор необходимым самому относиться несколько более внимательно к своим интересам.
Я совершенно не помню, чтобы я выразил пожелание вести ради твоего удобства счет в талерах. Ты упускаешь из виду лишь одно, что вся твоя аргументация, покоящаяся на том только обстоятельстве, что 10000 ф. ст. оставались здесь, в Манчестере, к выгоде для меня, также доказывает, что в случае, если бы курс был 6 рейхсталеров 12 зильбергрошей, я был бы обязан производить расчет в талерах, ибо нельзя же требовать, чтобы мама теряла на этом деньги. Какое значение имеет аргумент, с помощью которого доказывается, что при высоком курсе я должен платить в фунтах стерлингов, а при низком - в талерах, - ты, вероятно, сам понимаешь.
Я хотел бы, впрочем, еще спросить тебя, по какому курсу вы засчитали маме пряжу и нитки, которые я для вас купил, - по курсу ли дня или по курсу в 6 рейхсталеров 20 зильбергрошей, хотя при том усердии, с которым ты стараешься выгадать для мамы на курсе, я не сомневаюсь, что было сделано первое.
Но довольно об этом. Так как твое терпение, по-видимому, иссякает, да и самое дело вообще пустяковое, то я сделаю тебе удовольствие и расплачусь в фунтах стерлингов. Согласно моему договору с Готфридом, деньги начнут выплачиваться с 1 августа по 1000 ф. ст. каждые два месяца; первые полученные мной суммы я по возможности употреблю на то, чтобы расплатиться с мамой. Возможно, правда, что Готфрид задержит первую выплату до тех пор, пока не будет готов баланс и подписан договор, что может продлиться еще недели две, поэтому я прошу тебя не рассчитывать, что ты получишь деньги наверняка в точно определенный срок. Будь же так добр, пришли мне контокоррентный счет по 30 июня, - мой здешний счет благодаря многократному изъятию денег настолько запутан, что я не хочу на него полагаться, тем более что у меня еще нет выписки, а в конторе я мог бы просмотреть его лишь очень бегло. Все примерное сальдо ты получишь таким образом: 1) в августе - около 800-900 ф. ст., 2) в октябре - 1000 ф. ст. и 3) в декабре - остальное; я прошу поэтому заблаговременно известить меня, куда и как ты желаешь получить переводные векселя.
Только что пришло твое письмо от 13-го. Я подпишу документ, как только буду в городе и увижу вице-консула, - по всей вероятности завтра. Сделай одолжение - узнай, что мне нужно предпринять, чтобы избавиться от дальнейших посланий Бохумского королевского окружного суда по делам Объединенного энгельсбургского общества. Время от времени сюда приходят толстые циркуляры на грубой скверной писчей бумаге, снабженные печатью величиной с монету в два талера, адресованные на мое имя в качестве «служебных бумаг, пересылаемых бесплатно»; английская же почта, которой наплевать на Бохумский окружной суд, берет с меня за пересылку от 3 до 5 шиллингов. Неделю тому назад я получил такой пакет со списком всех акционеров Объединенного энгельсбургского общества и проектом объединения, с предложением сообщить свое мнение об этом. Из этих документов я узнал, что впоследствии я, может быть, буду иметь удовольствие получить 3601/672 куксы (пай в руднике), деленные на 8; нахожу, однако, что платить за пересылку этого сообщения 4 шиллинга 8 пенсов все же слишком дорого. Если бы я только мог разобрать имя бравого окружного судьи, стоящее под документом, я написал бы ему очень вежливое письмо с просьбой сделать-мне одолжение и не беспокоить меня делами Объединенного энгельсбургского общества. Но прусские чиновники подписывают свои фамилии очень неразборчиво именно для того, чтобы их не тревожили никакими ответами. Итак, сделай мне одолжение, извести этого неудобочитаемого человека, что право Дортмундского и Бохумского окружного суда на бесплатную пересылку здесь не признается и что я буду ему благодарен, если он, согласно доверенности, будет направлять все сообщения маме.
С фирмой дело обстоит так: Готфрид считает нужным сохранить ее до тех пор, пока вы ее сохраняете, ибо в противном случае вы могли бы потребовать себе часть наследства фирмы «Эрмен и Энгельс» в Манчестере. Вступаться за вас я считал не только излишним, но и вредным, ибо у вас есть: 1) обещание Петера Эрмена, гарантирующее ваши права здесь, и 2) заключение юристов, которым я целиком доверяю. Пока Петер Эрмен жив, вам нечего опасаться Готфрида Эрмена; если бы я знал, что ваше право не столь незыблемо, то я прежде всего поостерегся бы своими предложениями обратить на это внимание Готфрида; с другой стороны, Готфрид не согласился бы дать обязательство не оспаривать вашего права и после смерти Петера Эрмена. Но пока все же он у нас в руках, так как право на фирму я дал ему только на пять лет, и хотя я ему обещал и в дальнейшем не ставить препятствий, по исполнение этого обещания, равно как, к примеру, и моя скромность по части секретов фирмы и т. п., целиком зависит от его поведения, в частности по отношению к вам, как я об этом прямо заявил ему.
На 10000 ф. ст., которые я уже вложил в акции, я заработал 30 июня благодаря повышению курса по меньшей мере 170 фунтов стерлингов. Они приносят мне в среднем 57/878% на вложенный капитал. Это главным образом акции газового общества, затем акции водопроводной компании и железнодорожные, все - английских обществ.
Моя свобода нравится мне с каждым днем все больше и больше. К сожалению, у меня еще слишком много беготни, чтобы я мог основательно приняться за изучение определенных вопросов, но скоро и это уладится.
По поводу пряжи я говорил с закупщиком Шункса и послал ему записку, копию которой прилагаю для вашего сведения. Что касается ниток, то со времени моих последних закупок качество их настолько изменилось, что если они вам нужны, то вам лучше всего делать заказы по образцам. В отношении пряжи также лучше всего будет обязать Шункса придерживаться указанных в моем списке сортов, - это те самые сорта, которые мы здесь употребляем в течение 20 лет и которые будут для вас незаменимы, если только не изменится их качество.
Наилучшие пожелания Эмме, малышам и всем братьям и сестрам. Прилагаю пару строк для Э. Бланка.
Твой Фридрих ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ЭНГЕЛЬС - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Манчестер, 28 июля 1869 г.
Дорогой Кугельман!
Прилагаю биографию, приспособленную для «Zukunft», с упоминанием о «Восемнадцатом брюмера». Я очень рад, что она будет предварительно переписана, так как лучше, чтобы Вейс не знал, что она написана мной.
Относительно путешествия Маркс Вам напишет или уже написал. В Карлсбад Вы его, во всяком случае, не заполучите; что касается меня, то история с подведением баланса и т. д. настолько затягивается, что я совершенно не знаю. когда смогу уехать, до 15-20 августа, во всяком случае, не удастся.
Это очень неприятно, но поскольку коммерция так мучит меня в последний раз, то особенно ворчать не приходится. Таким образом, в нынешнем году мне, вероятно, уж не удастся повидать Вас, так как в Карлсбад я едва ли попаду.
Чтобы успеть отправить биографию сегодня же, я должен на этом кончить. Итак, до следующего раза. Надеюсь, что Карлсбад хорошо подействует на Ваши желчные камни. Одна из моих невесток в Бармене также когда-то страдала этой болезнью, но счастливо отделалась от нее и снова стала полной, жирной и веселой.
Ваш Ф. Э. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР [Лондон], 30 июля 1869 г.
Дорогой друг!
В течение почти 12 дней у меня был (и еще не совсем прошел) нарыв на левой руке (похожий на карбункул), такой же, какой был у меня под мышкой левой руки во время моего пребывания у Энгельса в Манчестере. Однако не в этом причина, почему я задержал до настоящего времени ответ на Ваше письмо от 17-го сего месяца.
Так как я совсем не хотел бы расстраивать Ваши планы и, кроме того, лично заинтересован в том, чтобы разделить Ваше общество, то я предпринимал всевозможные шаги, чтобы устроить это дело так, как это хочется Вам. Но это положительно невозможно. Я должен быть в конце августа в Голландии у своих родственников, где необходимо урегулировать разного рода весьма меня интересующие и важные для меня дела. Мое предложение перенести это свидание на другое время было решительно отклонено, так как те люди, с которыми я должен встретиться, все связаны своими делами и располагают лишь определенным временем для встречи в Боммеле.
Итак, я выеду из Лондона в конце августа. Напишите мне, когда Вы возвратитесь в Ганновер. Я посмотрю, насколько возможно для меня сообразовать с этим мое дальнейшее путешествие.
Сердечный привет Вашей милой жене и Френцхен.
Ваш К. М. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ГЕРМАНУ ЮНГУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 13 августа [1869 г.]
Дорогой Юнг!
Только что получил Ваше письмо (2 часа дня).
Идите непременно. Посылка Аплгарта его собственным союзом покажет членам Интернационала на континенте, что английские рабочие относятся вовсе не столь безразлично к Интернационалу, как это утверждают злые языки. Жаль только, что Аплгарт не присутствовал на наших нынешних дискуссиях и потому не сможет представлять нашу точку зрения.
Если мы не примем мер, ослы с Денмарк-стрит могут наломать дров. Нужна было бы написать также письмо нашему поляку, - у меня нет его адреса.
Ваш К. М. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ЛОНДОН Ганновер, 25 сентября 1869 г.
Мой милый Какаду!
Сожалею, что не могу отпраздновать дома день рождения моего милого ясного птичьего глаза, но мысли Олд Ника всегда с тобой.
Ты заключена В моем сердце Я с радостью узнал из письма Мемхен (написанного в обычной для нее увлекательной форме, она - настоящий виртуоз в эпистолярном искусстве), что твое здоровье улучшается.
Надеюсь, что наш милый маленький Шнаппи скоро поправится. Вместе с тем я полностью разделяю мнение Кугельмана о том, что следует немедленно посоветоваться с д-ром Уэстом (или, в случае его отсутствия, с другим врачом). Рассчитываю, что в данном случае ты и Лафарг подчинитесь моему отцовскому авторитету, на который, как тебе хорошо известно, я не привык ссылаться. Ребенка лечить труднее, чем кого бы то ни было. Больше, чем в любом другом случае, здесь требуются срочные меры, и всякое промедление может оказаться пагубным. Ни при каких обстоятельствах не следует спешить с вашим отъездом из Лондона.
Для ребенка это было бы действительно опасно, и вам самим не принесло бы никакой пользы. В этом отношении каждый врач даст тебе тот же совет.
Я рад, что Базельский конгресс закончился и что он прошел сравнительно так хорошо.
Я всегда испытываю беспокойство в таких случаях, когда партия выставляется на всеобщее обозрение «со всеми ее язвами». Никто из действующих лиц не оказался a la hauteur des principes (на высоте принципов), но перед идиотизмом высших классов бледнеют промахи рабочего класса. Не оказалось на нашем пути ни одного городка в Германии, захолустная газета которого не была бы заполнена списанием деяний «этого ужасного конгресса».
Мы находимся здесь в некотором замешательстве. Кугельманы и слышать не хотят о скором отъезде. К тому же и здоровье Женни значительно улучшается вследствие перемены воздуха и прочих обстоятельств.
С Либкнехтом я встречусь, вероятно, через несколько дней в Брауншвейге. Я отказываюсь ехать в Лейпциг, а он не может приехать в Ганновер, так как пруссаки предоставили бы ему, вероятно, все преимущества даровой квартиры на время перерыва сессии рейхстага.
Очень благодарен Полю за подробное письмо. Сердечнейший привет всему дому и сотни поцелуев тебе самой и моему милому маленькому Шнаппи.
Прощай, милое дитя! Всегда твой Олд Ник
Р. S. К тому же в августе приезжают в Лондон Лафарг, его супруга и сынишка.
15:44 27.04.2015
МАРКС - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Лондон, 12 октября 1869 г.
Дорогой Кугельман!
Пишу наспех, так как только что приехали Туссинька и Энгельс. Из этих строк ты увидишь, что мы вчера днем благополучно прибыли в Англию.
У нас было несколько приключений на море и на суше, о чем Женничка напишет в ближайшее время.
Пока наш сердечный привет всему дому.
Твой К. М.
Особый привет Графине и Совушке. Привет также от Энгельса, Лафарга, г-жи Маркс и др. Малютке снова лучше. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ПОЛЮ И ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 18 октября 1869 г.
Дорогие мои Поль и Лаура!
Сегодня высылаю вам рукопись г-на Келлера. Адреса его не могу найти, так что вам придется через Шили узнать его у М. Гесса.
Скажите г-ну Келлеру, чтобы он продолжал работу. В общем я доволен его переводом, хотя ему недостает изящества и сделан он слишком небрежно.
Лучше всего, если каждую главу он будет посылать мне через вас. Что касается главы IV, то я подразделю ее на части.
Поправки, которые я внес в эту главу II, не обязательны, однако они показывают то направление, в котором я считаю желательным вносить исправления.
В отношении слова «Verwertung» (стоимость) см. мое замечание на стр. 12 его рукописи. Пусть он даст об этом слове примечание для французского читателя.
Я не уверен, что столь частое выделение слов разрядкой удобно для французских наборщиков.
В немецком языке мы употребляем слово «Prozes» (proces) применительно к экономическому развитию, подобно тому, как вы, если я не ошибаюсь, говорите «химический процесс». Он переводит это словом «phenomena» (явление), что является бессмыслицей. Если он не сможет найти никакого другого термина, пусть во всех случаях переводит словом «mouvement » (движение) или каким-нибудь аналогичным.
Поцелуйте за меня дорогого Шнаппи.
Ваш Олд Ник
Я получил письмо из Санкт-Петербурга. Один русский послал мне свой труд (на русском языке) о положении крестьянства и вообще трудящегося класса в этой окутанной мраком стране. [Пометка П. Лафарга]
Обратить внимание Келлера на то, что слова, подчеркнутые пунктиром, сохраняются в тексте. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Лондон, 29 ноября 1869 г.
Дорогой Кугельман!
Женничка послала тебе около пяти недель тому назад письмо - в сущности два письма, одно тебе, другое Графине. В это письмо был вложен портрет Г. Веерта, и так как его трудно заменить (второго для отправки нет), то Женничка хотела бы возможно скорее узнать, получили ли вы посланное или нет.
Известное подозрение относительно неприкосновенности и безопасности почтовой связи было вызвано здесь тем, что одно письмо, которое я написал Энгельсу из Ганновера, было несомненно вскрыто и затем очень неискусно снова заклеено. Энгельс сохранил конверт, чтобы я мог убедиться в этом собственными глазами.
Мое долгое и до некоторой степени преступное молчание ты должен объяснить себе тем, что я должен был наверстать массу работ, не только для своих научных занятий, но также относящихся к Интернационалу, что я, кроме того, начал изучать русский язык ввиду того, что мне прислали из Петербурга книгу о положении рабочего класса (конечно, включая сюда и крестьян) в России и, наконец, что состояние моего здоровья далеко не удовлетворительно.
Ты видел, вероятно, в «Volksstaat» предложенные мной резолюции против Гладстона по вопросу об ирландской амнистии. Я напал теперь на Гладстона, - и это здесь наделало шуму, - точно так же, как раньше на Пальмерстона. Здешние эмигранты-демагоги любят нападать на континентальных деспотов из безопасного далека. Для меня же это имеет лишь тогда свою прелесть, когда совершается vultu instantis tyrahni ( перед лицом самого тирана).
Однако мое выступление по вопросу об ирландской амнистии так же, как и мое последующее предложение в Генеральном Совете обсудить позицию английского рабочего класса по отношению к Ирландии и вынести по этому поводу решение, преследовало, конечно, еще и другие цели, кроме той, чтобы громко и решительно высказаться за угнетенных ирландцев против их угнетателей.
Я все более и более прихожу к убеждению, - и теперь дело в том, чтобы вкоренить это убеждение в умы английского рабочего класса, - что он никогда не будет в состоянии сделать в самой Англии решительного шага вперед, пока не порвет окончательно с политикой господствующих классов в ирландском вопросе, пока он не только не станет действовать заодно с ирландцами, но и не возьмет на себя инициативу в деле упразднения основанной в 1801 г. унии и замены ее свободным союзом на федеративных началах. И такой политики английский пролетариат должен держаться не из сочувствия к ирландцам, а потому что она является необходимой с точки зрения его собственных интересов. Если это не будет сделано, то английский народ по-прежнему будет идти на поводу у господствующих классов, потому что он должен будет выступать с ними единым фронтом против Ирландии. Каждое народное движение в самой Англии парализуется разладом с ирландцами, которые и в самой Англии составляют очень значительную часть рабочего класса. Первое условие освобождения пролетариата в Англии - низвержение английской земельной олигархии - остается неосуществимым, так как нельзя сокрушить ее позиций в самой Англии, пока она сохраняет за собой свои сильно укрепленные форпосты в Ирландии. Но как только ирландский народ сам возьмет дело в свои руки, как только он сам станет законодателем и правителем своей страны, как только он добьется автономии, уничтожение земельной аристократии (по большей части это те же лица, что и английские лендлорды) произойдет там несравненно легче, чем здесь, потому что для Ирландии это не только чисто экономический вопрос, по в то же время и национальный, ибо лендлорды в Ирландии не являются, как в Англии, традиционными сановниками и представительными лицами, а смертельно ненавистными угнетателями национальности. И не только внутреннее социальное развитие Англии парализовано теперешними отношениями к Ирландии, но и ее внешняя политика, особенно ее политика по отношению к России и Соединенным Штатам Америки.
А так как английский рабочий класс имеет безусловно решающее значение на чаше- весов социального освобождения вообще, то важно найти точку опоры именно в Англии. В самом деле, ведь английская республика при Кромвеле в сущности разбилась об Ирландию. Non bis in idem! (Пусть не случится это второй раз!) Ирландцы сыграли с английским правительством отличную шутку, избрав членом парламента «осужденного преступника» О`Донована-Россу. Правительственные газеты грозят уже новой отменой Habeas Corpus Act, возобновлением системы террора! Да и в самом деле, Англия никогда иначе не управляла Ирландией и не может управлять ею иначе - пока продолжают существовать теперешние отношения, - как посредством гнуснейшего террора да подлейшего подкупа.
Во Франции дела идут пока хорошо. С одной стороны, устаревшие демагогические и демократические крикуны всех направлений компрометируют себя, с другой - Бонапарт принужден встать на путь уступок, на котором он неизбежно сломит себе шею.
В связи со скандалом с Эйленбургом в прусской палате, вчерашний «Observer» замечает (эта еженедельная газета принадлежит министерству}: «Наполеон говорил: «Grattez le russe et vous trouverez le tartare»» (Поскребите русского и вы найдете татарина). А вот пруссака так и скрести не нужно для того, чтобы найти русского.
Кстати! Имя доктора медицины Рейха - Эдуард, и, судя по предисловию к его книге, он живет в Готе.
Мой сердечный привет Графине и Френцхен.
Твой К. Маркс
Не могли бы мы получить изданную в Билефельде брошюру, посвященную юбилею Фрейлиграта? ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ГЕРМАНУ ЮНГУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 8 января 1870 г.
Мой дорогой Юнг!
Сначала похороны Шо, а затем другие обстоятельства помешали мне послать Вам раньше циркулярное письмо Женеве.
В тексте есть изменения - кое-что я вычеркнул, некоторые фразы добавил и во многих местах исправил формулировки.
Поэтому Вам надо переписать заново (как можно скорее) всю вещь, дабы текст, который я посылаю сегодня в Брюссель, был идентичен с текстом, отправляемым в Женеву. Как только Вы это сделаете, передайте рукопись Дюпону.
С добрыми пожеланиями Вашей семье.
Искренне Ваш Карл Маркс
Кроме копии циркулярного письма в Женеву, я написал для Брюссельского комитета полный отчет, «чтобы подбодрить их», а также отчасти и для того, чтобы показать им какой теоретический вздор проповедуется в Женеве. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - СЕЗАРУ ДЕ ПАПУ В БРЮССЕЛЬ Лондон, 24 января 1870 г.
Дорогой гражданин Де Пап!
Пишу Вам с трудом. Дело в том, что на мою левую руку наложена повязка. С конца прошлого месяца у меня под мышкой начался абсцесс железы. Я не обращал на это внимания, а теперь наказан за свои прегрешения. Через несколько дней после того как я послал письмо в Брюссель, боль сделалась невыносимой, и я попал в руки врачей. Мне пришлось перенести две операции. Дело пошло на поправку, но я все еще продолжаю лечиться и вынужден сидеть дома.
Пишу это письмо прежде всего с целью попросить Вас о личном одолжении. Вы, вероятно, знаете, что часть английской буржуазии образовала нечто вроде земельной лиги в противовес Лиге земли и труда рабочих. Официальная цель этих буржуа - превратить английскую земельную собственность в парцеллярную собственность и для вящего блага народа создать крестьянство. Действительная же их цель - наступление на земельную аристократию. Они хотят пустить землю в свободный оборот, чтобы передать ее таким путем из рук лендлордов в руки капиталистов. С этой целью они публикуют серию популярных очерков под названием «Трактаты Кобдена», в которых мелкая собственность расписана в самых розовых красках. Их конек - Бельгия (особенно фламандцы). Можно подумать, что крестьяне этой страны живут в райских условиях. Они установили связь с г-ном Лавеле, который снабжает их фактами для их разглагольствований. Так вот, поскольку во II томе «Капитала» я исследую вопрос о земельной собственности, я считаю полезным остановиться в этом томе несколько подробнее на структуре земельной собственности в Бельгии и на бельгийском сельском хозяйстве. Не будете ли Вы так любезны сообщить мне названия основных работ, с которыми мне следует ознакомиться.
Моя болезнь помешала мне, естественно, присутствовать в последние недели на заседаниях Генерального Совета. Вчера вечером у меня собирался Подкомитет (Исполнительный комитет), членом которого я состою. В числе прочего мне сообщили содержание письма, присланного Степни г-ном Гинсом. Поскольку Степни предполагал, что я буду в состоянии присутствовать на заседании Генерального Совета (25 января), то он не передал мне никаких выдержек из этого письма. Я знаю о нем лишь понаслышке.
Прежде всего, в Брюсселе, вероятно, думают, что женевская катастрофа, смена редакции «Egalite», была вызвана постановлениями Генерального Совета. Это заблуждение. Юнг был так занят своей работой часовщика, что не выкроил времени переписать постановления Совета и отправить их в Женеву ранее 16 января. За этот промежуток времени он получил два письма от А. Перре, секретаря Романского совета. Первое письмо, датированное 4 января, носит официальный характер. Это сообщение Романского совета Генеральному Совету, в котором говорится, что некоторые из редакторов «Egalite» сговорились открыть публичную кампанию против Генерального Совета и тех швейцарских комитетов, с которыми у них были разногласия, но что они действовали против воли Романского совета.
Второе письмо, датированное более поздним числом, но полученное также до отправки Юнгом постановлений Генерального Совета, является личным письмом Перре Юнгу. Привожу Вам несколько дословных выдержек из него, чтобы ввести Вас в курс дела. Поскольку это частное письмо, мне нет надобности предупреждать Вас, что эти выдержки не подлежат сообщению Бельгийскому совету и что имя автора должно остаться неизвестным. «... Бакунин покинул Женеву. Тем лучше. Эти люди являются причиной разлада в нашей среде. То была головка Альянса. Эти демократы весьма склонны к авторитарности, они не терпят противодействия, таковы Бакунин, Перрон и Робен; все трое стояли во главе газеты «Egalite». Бакунин своими личными нападками лишил нас 200 или 300 подписчиков в Женеве. Робен еще более властолюбив, чем Бакунин, он претендовал на то, чтобы все у нас изменить, это ему не удастся, мы не позволим управлять собой этим господам, которые считают себя незаменимыми. Они пытались оказать давление на федеральный совет, из этого ничего не вышло, мы не хотим пускаться с ними в авантюры и доводить дело до раскола в наших секциях. Поверьте, Альянс опасен для нас особенно в настоящее время. Их план в отношении Женевы - я его давно разгадал - провести в руководство всех обществ людей из Альянса, чтобы подчинить себе федерацию. Если бы Вы знали их приемы - хулить в секциях тех людей, которые не подчиняются им; они сделали все, чтобы отвести мою кандидатуру в Базеле, с Гросленом - то же самое... Их маневр состоял в том, чтобы послать в Базель только членов Альянса - Хенга, Броссе, Бакунина. Полностью это им не удалось. Впрочем, он выклянчивал полномочия в Лионе, в Неаполе; все эти приемы не говорят о высокой морали. Они выехали раньше нас, чтобы подготовить свои интриги в Базеле...
На конгрессе имел место один факт, о котором я догадывался, но относительно которого у меня не было точных доказательств. Мартино, делегат Невшательской секции, имел мандат, подписанный братом Гильома, - ложный, фальшивый мандат, доказательства у нас в руках. Невшательская секция тогда еще не конституировалась окончательно, и временный комитет сообщил нам, что не знает ни Гильома, ни Мартино. Вот нравственный облик апостолов Альянса - ведь Гильом и несколько человек из Локля принадлежат к числу их друзей.
Кроме того, создание «Progres» лишило «Egalite» части подписчиков, а между тем наша газета была основана совместно, и мы должны ее поддерживать.
Последняя новость: сорви-головы из Альянса только что заявили о своем выходе из «Egalite» - это Перрон, Робен и несколько других, более или менее способных. Маленький государственный переворот в стиле Бакунина и Робена. Хотели принудить Федеральный совет вывести из редакции одного члена, который оказывал им противодействие и осудил нападки на различные комитеты и на Генеральный Совет. Мы не желаем использовать власть в интересах этих людей, нам еще предстоит скрытая борьба с ними, но говорят, что Альянс теряет многих своих членов, идет на убыль, - тем лучше».
Таковы выдержки из письма Перре.
Если г-н Гинс еще не передал моего письма (и постановлений Генерального Совета) Бельгийскому совету, то было бы хорошо совсем вычеркнуть абзац, касающийся Бакунина. У меня не осталось никакой копии, но я знаю, что писал в состоянии раздражения, вызванного физической болью. Поэтому я не сомневаюсь, что г-н Гинс справедливо осуждает форму этого абзаца. Что касается его существа, фактов, то они не зависят ни от моей дурной манеры их излагать, ни от доброго мнения г-на Гинса о Бакунине. А факты таковы, что Альянс, творцом которого является Бакунин и который был распущен только номинально, представляет опасность для Международного Товарищества, является элементом дезорганизации.
Мне передавали, что в абзаце, касающемся Бакунина, г-н Гинс еще обратил внимание на выражение «простак Ришар». Это - описка, о которой я сожалею, тем более, что Ришар является одним из наиболее активных членов Товарищества. Я употребил это слово, желая просто сказать, что Ришар, в цитированной корреспонденции, слишком доверчиво принимает на веру мнения, в сущности которых он не разобрался. Впрочем, в момент, когда я пишу это, Ришар дает новое доказательство своего легкомыслия. Он присылает Совету письмо, в котором содержится уже готовое решение, клеймящее как подлецов, предателей, исключенных из Товарищества, некоторых лиц, принадлежащих к одной из лионских секций, которую объявляют раскольнической. Нам предлагается переписать это решение, приложить нашу печать, поставить наши подписи и вернуть все это по почте. И это без доказательств, без документов, без предоставления осужденным права защищаться.
Мне, кроме того, передавали, что г-н Гинс упрекает английский «Отчет о Базельском конгрессе» в том, будто в нем устранено все, что касается вопроса о праве наследования. Это явное недоразумение. На страницах 26-29 помещены и доклад Генерального Совета, и доклад избранной в Базеле комиссии, и краткое изложение прений по этому вопросу. Впрочем, английский отчет о работе конгресса был написан Эккариусом. Совет назначил комиссию для рассмотрения этого отчета. Хотя меня избрали членом этой комиссии, я отказался принять участие в ее работе, потому что не присутствовал на конгрессе и, следовательно, не мог компетентно судить о точности отчета. Все мое сотрудничество ограничилось чисто стилистическими поправками.
Наконец, если постановления, принятые Генеральным Советом, не имели счастья понравиться г-ну Гинсу, то они, по-видимому, понравились Романскому совету, поскольку за две недели до их получения он принял решение освободиться от диктатуры Альянса.
Весь Ваш К. М.
16:02 27.04.2015
ЭНГЕЛЬС - КАРЛУ КЛЕЙНУ И ФРИДРИХУ МОЛЛЮ В ЗОЛИНГЕН Манчестер, 8 февраля 1870 г.
Очень прошу вас извинить меня за то, что я до сих пор не ответил на ваше письмо от 3 декабря. В свое оправдание могу сказать только то, что мне очень хотелось написать что-нибудь действительно приятное, а поэтому, в первую голову, именно в интересах кооператива, я должен был собрать сведения. Если я, тем не менее, и сейчас не могу сообщить вам ничего очень утешительного, то в этом, как вы увидите, не моя вина.
Еще со времен 1848 и 1849 гг. у меня остались о Золингене прекрасные воспоминания.
Золингенские рабочие были тогда не только наиболее развитыми и самыми решительными рабочими Рейнской провинции, как это проявилось, между прочим, и в эльберфельдской истории: я сам лично должен быть им особенно благодарен, так как золингенская колонна, с которой я направился в Эльберфельд, поддержала и защитила меня от трусливого и предательского комитета безопасности «радикальных» буржуа. Не будь золингенцев, эти буржуа засадили бы меня в тюрьму, где я, по всей вероятности, был бы оставлен для господ пруссаков в качестве искупительной жертвы. Кроме того, я прекрасно знаю, что в течение всего периода триумфального шествия Лассаля золингенцы вели себя не как неофиты нового учения, а как люди, которые уже много лет участвовали в социалистическом движении и хотя и сочли возможным присоединиться к новому союзу, но учиться у него им было нечему. Как мне тоже хорошо известно, именно в тот момент, когда Лассалю поклонялись как мессии, наш друг Клейн имел мужество напомнить ему и рабочим, что люди «Neue Rheinische Zeitung » также кое-что уже сделали для создания самостоятельного движения рабочих.
Вот почему мне вдвойне досадно, что мои собственные средства не позволяют помочь кооперативу так, как это для него необходимо. Имеющаяся у меня небольшая сумма денег вложена в дело так прочно, что при всем желании - и, наверное, по меньшей мере в ближайшие годы - я не могу ее трогать даже для своих личных целей. Поэтому я могу располагать только своими доходами, которые по здешним условиям тоже не блестящи. Но, чтобы доказать хотя бы мои добрые намерения, я прилагаю при сем 50 талеров в прусской банкноте I. Lit. С. N, 108126, на каковую сумму и прошу выслать мне соответствующее долговое обязательство, проценты, однако, отчислять не мне, а в резервный фонд кооператива.
Мы вместе с Марксом, с которым я обсуждал это дело, обдумывали, нельзя ли каким-либо еще путем достать денег для кооператива. Маркс знает также некоторых лиц, которые располагают средствами и на добрую волю которых можно рассчитывать. Но человек, через которого мы должны были устроить это дело, уехал на несколько месяцев, а до этого времени ничего сделать нельзя. У нас такой план: если нам удастся заинтересовать этих людей вашим делом, то мы предложим им послать кого-нибудь в Золинген, чтобы самим ознакомиться с положением кооператива. В таком случае надо будет показать этому лицу все книги и документы и дать ему с полной откровенностью все нужные разъяснения. Ибо иначе нельзя требовать, чтобы люди вкладывали в дело деньги; и если бы я сам был в состоянии предоставить вам большую сумму, то я тоже предварительно поехал бы в Золинген и предъявил такое же требование. В деловых вопросах каждый обязан глядеть сам, потому что каждый может оказаться в заблуждении, в особенности же тот, кто заинтересован в деле. Разумеется, этот человек, - не имеющий, конечно, в Золингене решительно никаких знакомых, - должен будет дать честное слово, что он никоим образом не злоупотребит полученными сведениями. Если же он убедится в солидности предприятия и надежности его руководства, то мы надеемся, что будет взято облигаций на порядочную сумму.
Я, конечно, пишу вам об этом лишь как о нашем плане действий и не хотел бы, чтобы вы уже сейчас возлагали на него большие надежды, ибо ведь ясно, что мы ни в коем случае не можем распоряжаться деньгами других людей. Я ни за что на свете не хотел бы, чтобы кооператив, полагаясь на эти перспективы, которые могут осуществиться не раньше, чем по истечении многих месяцев, а может быть, и вообще не сбудутся, пустился в операции, которые связали бы его средства и поставили бы само общество в затруднительное положение. Я могу лишь обещать, что мы в этом деле сделаем все, что в наших силах. Остаюсь с искренними пожеланиями успеха кооперативу и благополучия всем его членам.
Сердечно жму руку.
Фридрих Энгельс Мой теперешний адрес указан выше. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Лондон, 17 февраля 1870 г.
Дорогой Кугельман!
Вчера после долгого перерыва я в первый раз снова вышел на свежий воздух.
Начнем с деловой части: пошли, пожалуйста, один экземпляр «Фогта» непосредственно Ашеру и К°, Unter den Linden, 11, Berlin. Мне хотелось бы, чтобы при отправлении книги ты получил почтовую квитанцию и переслал ее мне. Далее, ты очень меня обяжешь, если сможешь выяснить для меня, когда приблизительно К. Гирш писал тебе по поводу «Фогта».
Брошюра, которую ты мне прислал, относится к числу защитительных речей, посредством которых привилегированные сословия немецко-русско-балтийских провинций пытаются в настоящее время возбудить симпатию немцев. Эти канальи, отличавшиеся издавна ревностной службой в русской дипломатии, армии и полиции, охотно продавшие, при переходе этих провинций от Польши к России, свою национальность в обмен на признание за ними узаконенного права на эксплуатацию крестьян, подняли теперь крик, видя, что их привилегированное положение колеблется. Старые сословные привилегии, ортодоксальное лютеранство и высасывание соков из крестьян, - вот что они называют немецкой культурой, во имя охраны которой должна подняться теперь вся Европа. Отсюда и последнее слово этой брошюры - земельная собственность как основа цивилизации и притом такая земельная собственность, которая, по признанию самого же этого жалкого писаки, состоит большей частью из господских поместий или крестьянских хозяйств, обложенных повинностями в пользу помещиков.
В своих цитатах - поскольку они касаются русской общинной собственности - этот молодец выказывает свое невежество и свое ослиное копыто. Шедо-Ферроти - один из тех типов, которые объявляют (конечно, в интересах крупного землевладения) общинную собственность причиной бедственного положения русских крестьян, точь-в-точь как раньше уничтожение крепостного права в Западной Европе - а не лишение крепостных крестьян их земли - провозглашалось причиной пауперизма. Такого же пошиба и русская книга «Земля и воля».
Ее автор - остзейский заскорузлый юнкер фон Лилиенталь. Причиной обнищания русского крестьянства является то же, что обусловливало нищету французского при Людовике XIV и т. д., - государственные налоги и оброк в пользу крупных земельных собственников. Общинная собственность не только не вызывает нищеты, а наоборот, одна только и смягчает ее.
Затем, исторически это ложь, будто общинная собственность - монгольского происхождения. Как я указывал в различных своих сочинениях, она ведет свое начало из Индии и поэтому встречается у всех европейских культурных народов на заре их развития. Специфически славянская (не монгольская) форма общинной собственности в России (встречающаяся также у нерусских южных славян) больше всего даже похожа mutatis mutandis (с соответствующими изменениями) на древнегерманскую разновидность индийской.
Если поляк Духинский объявил в Париже великорусское племя не славянским, а монгольским и пытался доказать это, выказав при этом немало блистательной учености, то с точки зрения поляка это было в порядке вещей. Тем не менее данное утверждение неверно. Не в крестьянстве русском, а только в русском дворянстве сильна примесь монголо-татарских элементов. Француз Анри Мартен заимствовал свою теорию от Духинского, а «вдохновенный Готфрид Кинкель» перевел Мартена и стал горячим сторонником Польши, чтобы заставить этим демократическую партию забыть свое раболепное пресмыкательство перед Бисмарком.
Что русское государство является в своей политике по отношению к Европе и Америке представителем монголизма, это, конечно, истина, и притом ставшая теперь до того избитой, что она по плечу даже людям вроде Готфрида и остзейских заскорузлых юнкеров, мещан, попов и профессоров. Поэтому шум, поднимаемый балтийскими немцами, следует все же использовать, ибо он ставит немецкую великую державу Пруссию в «неприятное» положение. Все, что с нашей стороны вызывает антипатию к таким «представителям немецкой культуры», в глазах Пруссии становится, наоборот, как раз достойным защиты!
Еще пример грубого невежества автора брошюры! В его глазах уступка русской части Северной Америки была не чем иным, как дипломатической хитростью русского правительства, которое, кстати будь сказано, чрезвычайно нуждалось в наличных деньгах555. Но главное заключается в следующем: американский конгресс опубликовал недавно документы об этой сделке. Там имеется, между прочим, отчет американского поверенного, в котором он прямо пишет в Вашингтон: с экономической стороны приобретение это пока не стоит ни цента, но - но янки благодаря этому отрежут с одной стороны Англию от моря и ускорят присоединение всей британской Северной Америки к Соединенным Штатам.
Вот где собака зарыта!
Твою переписку с Якоби одобряю по существу, но совершенно шокирован преувеличенным расхваливанием моей деятельности. Est modus in rebus ( Во всем должна быть мера (Гораций. «Сатиры», книга I, сатира первая)). Если ты уж непременно хочешь хвалить, то старик Якоби сам вполне достоин похвалы. Какой еще старый радикал в Европе нашел в себе столько честности и мужества, чтобы так прямо встать на сторону пролетарского движения? Выдвинутые им переходные мероприятия и частные предложения не многого стоят, но это совершенно второстепенное дело. Говоря между нами, я - в конечном счете - ожидаю большего для социального движения от Германии, чем от Франции.
У меня было большое столкновение с интриганом Бакуниным. Но об этом в следующем письме.
Мой сердечный привет Графине и Френцхен.
Твой К. М. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ЧАРЛЗУ ДОБСОНУ КОЛЛЕТУ В ЛОНДОНЕ Лондон, 19 февраля 1870 г.
Милостивый государь!
Когда я получил Ваше последнее письмо, я был опасно болен и поэтому не смог ответить.
Русские железнодорожные займы составляют по самой минимальной оценке сумму в 100 миллионов фунтов стерлингов. Эта сумма была собрана, главным образом, в Голландии, Франкфурте-на-Майне, Лондоне, Берлине и Париже.
Как явствует из московской неофициальной печати, русское правительство рассчитывает в течение ближайших двух лет собрать, если это окажется возможным, еще не менее 50 миллионов фунтов стерлингов.
Что касается последнего железнодорожного займа на сумму в 12 миллионов ф. ст., то его история сводится к следующему.
Как Вам, вероятно, известно, русское правительство последовательно, но напрасно пыталось достать денег, сначала у Томпсона и Бонара, потом у Беринга. Крайне нуждаясь в деньгах, оно, наконец, добилось от Ротшильда, действуя через его берлинского агента Блейхрёдера, займа на сумму около 2 миллионов фунтов стерлингов.
Чтобы получить дополнительные гарантии погашения этого займа, Ротшильд предложил выпустить последний железнодорожный заем.
Он поставил следующие условия: 1) 4% комиссионных для себя самого, что с 12 миллионов ф. ст. составляет приличную кругленькую сумму в 480000 фунтов стерлингов; 2) дополнительно еще 5000 ф. ст., которые должны выплачиваться ему ежегодно в течение 80 лет за его заботы об оплате купонов.
Ротшильд действовал весьма осмотрительно. Он ограничил английскую долю займа всего 4 миллионами ф. ст., часть этой доли он записал на свой собственный счет, а остальное разместил исключительно среди действующих с ним заодно биржевых спекулянтов и друзей по Сити. Таким образом, когда облигации займа были пущены в свободную продажу, было просто детской игрой в кратчайший срок взвинтить их цены на 4% выше номинала.
Однако успех займа превзошел все ожидания Ротшильда. Его так завалили заявками, что он выразил сожаление, что не выпустил заем сразу на 20 миллионов фунтов стерлингов.
Об отчаянном финансовом положении русского правительства в настоящее время можно судить по следующим фактам.
Около года тому назад русское правительство выпустило «серию» бумажных денег на сумму в 15 миллионов рублей, подлежащих изъятию из обращения через известное количество лет. Официальное объяснение новой эмиссии гласило, что путем этой операции 15 миллионов рублей в старых бумажных ассигнациях должно быть изъято из обращения на денежном рынке и заменено более солидными деньгами. Но едва «серия» была пущена в обращение посредством государственных платежей, как петербургская официальная газета в краткой, сухой заметке объявила, что в настоящее время никакие бумажные ассигнации из обращения изыматься не будут.
За последние несколько месяцев русское правительство выпустило еще не менее 12 новых «серий» этих новых бумажных денег, на общую сумму в 36 миллионов рублей.
Курс русской валюты в Лондоне сейчас 28-29 пенсов за рубль, тогда как нормальный курс - 40 пенсов за рубль.
Одну из причин такого положения вещей открыто признает и сама русская пресса, а именно: вследствие нескольких недородов в северо-восточных провинциях, а еще больше - вследствие возобновившейся конкуренции Америки вывоз хлеба из России сократился на одну треть.
С почтением Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ПЕТЕРУ ИМАНДТУ В ДАНДИ [Лондон], 23 февраля 1870 г.
Дорогой Имандт!
Насколько я знаю, в Шотландии нельзя взыскивать по долговым обязательствам, взятым кем-либо на себя за границей. Я думаю, что первый встречный поверенный на месте подтвердит тебе это.
Гражданский кодекс в вопросе о давности гласит**: статья 2262 - все иски погашаются давностью в 30 лет; статья 2265 - тот, кто приобретает добросовестно недвижимость - в силу истечения 10-летней давности, соответственно 20-летней; статья 2271 - иск учителей и наставников наук и искусств за уроки, которые они дают помесячно, погашается шестимесячной давностью.
Вся назойливость пруссаков является явной, ничем не завуалированной попыткой запугать, и ты просто должен поднять на смех этих молодчиков. Неприятным обстоятельством могло бы оказаться только то, что обязательство было дано под честное слово. Юридически это ничего бы не изменило, но было бы компрометирующим фактом. Однако надо надеяться, дело было не так?
Дронке, как ты, вероятно, знаешь, совершенно обанкротился и скрылся; по словам одних, он снова баламутит Ливерпуль, а по словам других, шатается по Парижу или в Испании. Во всяком случае, самые верные и надежные сведения о нем ты получишь через Шили.
Негодяй Вискамп продолжает просвещать аугсбургскую «Allgemeine Zeitung» и «Weser- Zeitung», а также издаваемую здесь с нового года Юхом «Post». («Hermann» перешел в бисмарковские руки.) Из всего этого я ничего не читаю и еще того меньше встречаюсь с кем-либо лично. Насколько я знаю, кургессенец проживает где-то в окрестностях Лондона и снова «супруг». Так как ты... ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ЛАУРЕ И ПОЛЮ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 5 марта 1870 г.
Дорогие Лаура и Поль!
Вы, наверняка, очень - и вполне справедливо - возмущены моим продолжительным молчанием, но вам следует извинить меня, ибо молчание явилось естественным результатом, во-первых, болезни, а затем дополнительной работы, которую нужно проделать, чтобы наверстать потерянное время.
Печальное известие, которое сообщил нам Поль, не было для меня неожиданностью.
Вечером, накануне получения его письма, я говорил своим, что очень опасаюсь за малышку. Я сам слишком много страдал от подобных утрат и потому глубоко сочувствую вам. Но опять-таки по собственному опыту знаю, что все мудрые избитые слова и пустые утешения, произносимые в подобных случаях, бередят истинное горе, а не облегчают его.
Я надеюсь получить от вас добрые вести о маленьком Шпаппи, моем самом большом любимце. Бедный славный малыш, должно быть, жестоко страдает от холода, столь вредного для «темнокожей натуры». Кстати. Некий г-н де Гобино лет десять назад опубликовал четырехтомную работу «О неравенстве человеческих рас», написанную прежде всего с целью доказать, что представители «белой расы» - своего рода боги среди остальных людей и, разумеется, «благородные» семьи среди «белой расы», в свою очередь, составляют самый цвет этих избранных. Я подозреваю порядком, что г-н Гобино, являвшийся в то время «первым секретарем дипломатической миссии Франции в Швейцарии», ведет свое происхождение не от какого-либо древнего франкского воина, а от современного французского привратника.
Но как бы то ни было, несмотря на свою ненависть к «черной расе» (для таких людей всегда является источником удовлетворения сознание того, что они считают себя вправе кого-то презирать), он объявляет «негра» или «черную кровь» материальным источником искусства, а все художественные произведения «белых наций» ставит в зависимость от смешения этих наций с «черной кровью».
Мне доставило огромное удовольствие последнее письмо, полученное от моего милого экс-секретаря, и весьма позабавило сделанное Полем описание сборища у Муалена.
Этот «непризнанный великий муж», кажется, в конце концов нашел секрет, как удержать «славу», которая до сих пор всегда так предательски ускользала из его рук в тот самый момент, когда он уже держал ее за хвост. Он обнаружил, что для того чтобы завоевать мир, достаточно ограничить этот мир собственными четырьмя стенами, где можно объявить себя президентом и иметь дело с такой аудиторией, которая будет клясться in verba magistri ( словами учителя (Гораций. «Послания», книга I, послание первое)).
Здесь, дома, как вам хорошо известно, фении властвуют безраздельно. Тусси является одним из их «главных центров». Женни пишет от их имени в «Marseillaise» под псевдонимом Дж. Уильямс. Я не только занимался той же темой в брюссельской «Internationale», но и добился в Генеральном Совете проведения резолюции против их тюремщиков. В циркулярном письме Совета нашим комитетам в отдельных странах я объяснил значение ирландского вопроса.
Вы, конечно, понимаете, что я руководствовался не только чувством гуманности. Помимо этого есть и другие причины. Для того чтобы ускорить социальное развитие Европы, необходимо ускорить крушение официальной Англии. А для этого необходимо нанести ей удар в Ирландии. Это ее самый уязвимый пункт. С утратой Ирландии Британской «Империи» - конец, и классовая борьба в Англии, протекавшая до сих пор в дремотно-затяжной форме, примет острый характер. А ведь Англия - метрополия лендлордизма и капитализма во всем мире.
Что слышно о Бланки? В Париже ли он?
Мой переводчик г-н К. не подавал вам никаких вестей о себе? Я по-прежнему в затруднительном положении.
Книга Флеровского «Положение рабочего класса в России» - выдающийся труд. Я очень рад, что в состоянии теперь довольно бегло читать ее с помощью словаря. Здесь впервые полностью обрисовано экономическое положение России. Это добросовестный труд. В течение 15 лет автор путешествовал от западных границ страны до Восточной Сибири, от Белого моря до Каспийского с единственной целью - изучить факты и разоблачить традиционную ложь. Конечно, он питает некоторые иллюзии относительно «la perfectibilite perfectible» (неограниченной способности к совершенствованию) русской нации и о провиденциальном характере общинной собственности в ее русской форме. Но не в этом главное. После изучения его труда приходишь к глубокому убеждению, что в России неизбежна и близка грандиознейшая социальная революция - разумеется, в тех начальных формах, которые соответствуют современному уровню развития Московии. Это - добрые вести. Россия и Англия - два великих столпа современной европейской системы.
Все остальные имеют второстепенное значение, даже прекрасная Франция и ученая Германия.
Энгельс намерен покинуть Манчестер и в начале августа этого года окончательно поселиться в Лондоне. Для меня это будет великим благом.
А теперь до свидания, мои дорогие дети. Не забудьте поцеловать славного маленького Шнаппи от имени его Олд Ника
21:34 27.04.2015
ЭНГЕЛЬС - РУДОЛЬФУ ЭНГЕЛЬСУ В БАРМЕН Манчестер, 8 марта 1870 г.
Дорогой Рудольф!
Твою телеграмму я получил сегодня за несколько минут до пяти - следовательно, она шла около трех часов, так как помечена 1 часом 52 минутами дня. Сообщаемые тобой вести пока не плохи, и я надеюсь, что они и впредь останутся таковыми.
Письмо Германа, посланное им в субботу, я получил только сегодня утром - воскресный пароход из Остенде, должно быть, задержался из-за шторма. При обычных условиях я получил бы его вчера, после полудня, за несколько часов до телеграммы Германа, и тогда ваши сообщения были бы понятны. Положение представляется мне все же весьма опасным, самое скверное то, что болезнь может очень затянуться и, учитывая возраст нашей матери, причинит ей большие страдания, даже если на этот раз все кончится благополучно. Если доктор находит состояние вполне удовлетворительным, то я понимаю это в таком смысле, что он доволен им именно при данных обстоятельствах; кровотечение, не прекращающееся со среды до следующего вторника, имеет, как мне кажется, все же чрезвычайно серьезный характер. Но будем надеяться на лучшее, а именно, что если это прошло, то в дальнейшем больше не повторится.
Я в любую минуту готов к отъезду, и если мое присутствие будет желательным, то, в зависимости от времени получения вашей телеграммы, я смогу выехать отсюда либо в полдень и прибыть туда вечером следующего дня, либо выехать поздно вечером ежедневным пароходным рейсом на Остенде и в тот же день отправиться в Кёльн, где мне, конечно, придется заночевать.
Постарайтесь поддерживать у матери по возможности бодрое и хорошее настроение.
Наилучшие пожелания.
Твой Фридрих ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ВИЛЬГЕЛЬМУ БРАККЕ В БРАУНШВЕЙГ [Лондон, 24 марта 1870 г.]
Дорогой друг!
Я послал Вам вчера на адрес Бонхорста 3000 членских билетов.
Я должен Вам сделать не лишенные интереса сообщения о внутренних событиях в Интернационале. Они будут Вам переданы через третье лицо. Согласно Уставу, все национальные комитеты, связанные с Генеральным Советом, обязаны каждые три месяца посылать ему отчеты о состоянии движения. Напоминая Вам об этом, прошу при составлении такого отчета принять во внимание, что он пишется не для публики, и поэтому факты должны быть изложены без прикрас, в полном соответствии с положением дел.
От Боркхейма и из последнего письма Бонхорста я знаю, что денежные дела «эйзенахцев» плохи. В утешение могу сообщить, что финансы Генерального Совета - ниже нуля, непрерывно растущие отрицательные величины. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ФИЛИППУ КЁНЕНУ В АНТВЕРПЕН Лондон, 24 марта 1870 г.
1, Modena Villas, Maitland Park, Haverstock Hill, London Гражданин!
Вчера я получил пробный номер «Het Volk», изданный в Роттердаме, и письмо от его издателя Филиппа фон Рёзгена фон Флосса, в котором он, в числе прочего, просит меня прислать ему членский билет Интернационала. Я не знаю ни г-на Ф. фон Рёзгена фон Флосса, ни положения наших дел в Роттердаме. Предполагаю, что Вы лучше информированы, и прошу Вас оказать мне любезность и ответить на следующие два вопроса: 1) как обстоят дела с Интернационалом в Роттердаме; 2) следует ли Генеральному Совету завязать отношения с г-ном Филиппом фон Рёзгеном фон Флоссом.
Привет и братство.
Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР [Лондон], 26 марта 1870 г.
Дорогой Кугельман!
Пишу тебе сегодня всего несколько строк, ибо только что пришел один француз, как раз в ту минуту, когда я после такого долгого перерыва снова собрался тебе написать. От этого посетителя я сегодня днем уже не отвяжусь, а в 51/2 закрывается почта.
Завтра же - воскресенье, следовательно, такому доброму христианину, как я, разрешается прервать работу и сообщить тебе более подробные сведения, особенно о русском деле, которое получило любопытное развитие.
Женничка, наш знаменитый Дж. Уильямс, обладает довольно хорошим изданием сочинений папаши Гёте. Между прочим, она была недавно приглашена к мадам Виванти, жене богатого итальянского купца. Там было большое общество, в том числе и несколько англичан. Женничка читала Шекспира и имела огромный успех.
Кланяйся, пожалуйста, от меня Графине и поблагодари ее за любезные строки, которые она была так добра прислать мне. У нее нет ни малейшего основания сожалеть о том, что она предпочла латынь французскому языку. Это свидетельствует не только о классическом и высоко развитом вкусе, но и объясняет, почему она никогда не становится в тупик.
Наилучшие пожелания также и Френцхен.
Мавр ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Лондон, 28 марта 1870 г.
Дорогой Кугельман!
Так как опухоль на левом бедре не позволяет мне долго сидеть, то я для того, чтобы не переписывать два раза, посылаю тебе письмо, предназначенное для Брауншвейгского комитета, Бракке с товарищами. Лучше всего будет, если ты по прочтении сам передашь его, напомнив еще раз, что это сообщение конфиденциальное и не предназначено для опубликования. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ЗИГФРИДУ МЕЙЕРУ И АВГУСТУ ФОГТУ В НЬЮ-ЙОРК Лондон, 9 апреля 1870 г.
Дорогой Мейер и дорогой Фогт!
Посылаю вам свои фотографии во всех видах, на одной я вместе со старшей дочерью Женни. Все это переснято с более ранних фотографий по заказу Кугельмана. Не я являюсь инициатором этого расточительства.
Прежде всего, в оправдание моего долгого молчания, вы увидите из прилагаемой записки Эккариуса, что Генеральный Совет вынес по поводу состояния моего здоровья вотум соболезнования (как видите, я упражняюсь в пенсильванском немецком жаргоне). И в самом деле, из-за постоянных рецидивов я с начала декабря только два раза смог присутствовать на заседаниях Генерального Совета, поэтому для обсуждения всех более серьезных вопросов, стоявших перед Генеральным Советом, Подкомитет собирался у меня. При таких обстоятельствах буквально каждая моя свободная минута (а я все еще не вполне поправился) была поглощена работой, и мне пришлось ограничить корреспонденцию лишь самыми необходимыми письмами.
Прежде всего, по поводу Зорге. Он прислал два письма Эккариусу как генеральному секретарю. Эккариус довел их до сведения Генерального Совета. Последний, однако, поручил Эккариусу предоставить их в мое распоряжение для составления ответа, так как я являюсь секретарем для немецких секций в Соединенных Штатах. Я намеренно медлил, так как знал о поездке Мейера в Вест-Индию, а домашнего адреса Фогта найти не мог.
Частные письма Зорге к Эккариусу мне неизвестны. Они касаются, по всей вероятности, только денежного вопроса - оплаты Эккариусу за его статьи в «Arbeiter-Union». Эккариус слишком склонен рассматривать свой пост генерального секретаря как средство добывать деньги, и этот образ действий часто компрометирует нас, немцев, в глазах французов и англичан. Смотри, например, прилагаемую записку Лесснера мне. По этой причине я не сообщу Эккариусу и письма Мейера. Дело в том, что там находится неотразимое для Эккариуса слово - о наличии у Зорге «денежных средств».
Что же касается обоих официальных писем Зорге, то они написаны от имени Всеобщего немецкого рабочего союза (Союз труда № 5) и подписаны: «секретарь-корреспондент».
В одном письме содержится просьба прислать отчеты Генерального Совета и общепринятая болтовня.
В другом письме нет ничего существенного, кроме сообщения, что этот Союз вступил в Интернационал.
Сегодня я напишу несколько строк г-ну Зорге и пошлю ему просимые 15 экземпляров последнего отчета.
Некий Роберт Уильям Юм (Astoria, Long Island, New York) некоторое время тому назад прислал нам подробное письмо в связи с резолюцией Генерального Совета об ирландской амнистии; это - лучшее из всего того, что мы до сих пор получили от англичан и американцев. По моему предложению он был назначен корреспондентом для англо-американских элементов и согласился выполнять эти обязанности. Я прошу вас поэтому познакомиться с этим человеком и с этой целью посылаю несколько строк для него.
Из прилагаемой вырезки из «Marseillaise» от 2 апреля вы увидите, что Ф. Карл и Ф, Юбиц, - лица нам здесь не известные, - послали в Париж обращение от имени немецких рабочих.
Мне хотелось бы знать, принадлежат ли эти люди к числу ваших? Здесь - в Генеральном Совете - показалось подозрительным то обстоятельство, что в этом обращении об Интернационале нет ни звука, более того, оно написано так, как будто бы Товарищество вообще не существует.
Генерал Клюзере из Нью-Йорка предложил свои услуги Генеральному Совету в качестве французского корреспондента. Принят ли он, не знаю, но мне кажется, что я об этом слышал.
Это легкомысленный, поверхностный, назойливый, хвастливый малый. Так, например, в одном из своих последних писем в «Marseillaise» он отрекомендовался как признанный представитель нью-йоркских рабочих! Тем не менее человек этот имеет для нас некоторое значение, именно благодаря его связи с «Marseillaise». На тот случай, если вы захотите познакомиться с этим «героем», хотя бы только для того, чтобы раскусить его, посылаю вам полномочия, которые и вообще могут вам пригодиться.
Деньги, которые Мейер прислал Степни, переданы Генеральному Совету. Степни - славный, но очень педантичный англичанин. Он прислал мне письмо Мейера вместе с вложенными деньгами, так что мне пришлось снова все переправлять в Генеральный Совет.
Послезавтра (11 апреля) я пошлю вам те из документов Интернационала, какие у меня имеются под руками. (Сегодня уже слишком поздно отправлять их на почту.) Пришлю также еще несколько экземпляров «Базеля».
Среди посланного вы найдете и несколько экземпляров уже известной вам резолюции Генерального Совета от 30 ноября об ирландской амнистии, написанной мной, а также ирландскую брошюру об обращении с осужденными фениями.
Я намеревался затем внести еще несколько резолюций о необходимости превращения теперешней унии (то есть порабощения Ирландии) в свободный и равноправный союз с Великобританией. Дальнейшее продвижение этого вопроса, поскольку дело идет о публичных резолюциях, пока приостановлено из-за моего вынужденного отсутствия в Генеральном Совете. Ни один из прочих членов Совета не обладает нужным знанием ирландского вопроса и достаточным авторитетом среди английских членов Генерального Совета, чтобы заменить меня в этом.
Впрочем, время прошло не зря, и я прошу вас уделить особое внимание нижеследующему.
После многолетней работы над ирландским вопросом я пришел к заключению, что решительный удар господствующим классам в Англии (а он является решающим для рабочего движения во всем мире) может быть нанесен не в Англии, а только в Ирландии.
1 января 1870 г. Генеральный Совет выпустил конфиденциальное, составленное мной на французском языке, циркулярное письмо (для обратного воздействия на Англию важны именно французские, а не немецкие газеты) о связи ирландской национальной борьбы с освобождением рабочего класса и, следовательно, о той позиции, которую надлежит занять Международному Товариществу по отношению к ирландскому вопросу.
Сообщаю вам здесь вкратце главные пункты.
Ирландия является цитаделью английской земельной аристократии. Эксплуатация этой страны служит не только главным источником ее материальных богатств. Она составляет ее величайшую моральную силу. Английская земельная аристократия фактически воплощает господство Англии над Ирландией. Ирландия является поэтому важнейшим средством, с помощью которого английская аристократия сохраняет свое господство в самой Англии. С другой стороны, если английская армия и полиция покинут завтра Ирландию, в Ирландии тотчас же начнется аграрная революция. Но падение английской аристократии в Ирландии обусловливает и имеет своим необходимым следствием ее падение в Англии. Тем самым были бы созданы предварительные условия пролетарской революции в Англии. Так как в Ирландии земельный вопрос является до сих пор исключительной формой социального вопроса, так как он представляет собой вопрос существования, вопрос жизни или смерти для огромного большинства ирландского народа, и. в то же время, неотделим от национального вопроса, то уничтожение английской земельной аристократии в Ирландии - бесконечно более легкая операция, чем в самой Англии, не говоря уже о более страстном и более революционном характере ирландцев в сравнении с англичанами.
Что же касается английской буржуазии, то прежде всего она заинтересована вместе с английской аристократией в том, чтобы превратить Ирландию в одно сплошное пастбище, которое поставляло бы на английский рынок мясо и шерсть по возможно более дешевым ценам. Она заинтересована вместе с ней также и в том, чтобы довести ирландское население путем изгнания арендаторов и принудительной эмиграции до такого незначительного числа, которое дало бы возможность английскому капиталу (арендному капиталу) «надежно» функционировать в этой стране. Она заинтересована вместе с ней в «очистке» ирландских имений, как была заинтересована в «очистке» сельских районов Англии и Шотландии. Следует, кроме того, принять в расчет те 6000-10000 фунтов стерлингов доходов землевладельцев, не живущих в своих имениях, и других поступлений из Ирландии, которые теперь ежегодно уплывают в Лондон.
Но английская буржуазия имеет еще гораздо более существенные интересы в современном ирландском хозяйстве. Ирландия благодаря все увеличивающейся концентрации арендных участков постоянно поставляет свое избыточное население на английский рынок труда и таким образом снижает заработную плату, ухудшает материальное и моральное положение английского рабочего класса.
И, наконец, самое важное! Все промышленные и торговые центры Англии обладают в настоящее время рабочим классом, который разделен на два враждебных лагеря: английский пролетариат и ирландский пролетариат. Обыкновенный английский рабочий ненавидит ирландского рабочего как конкурента, понижающего его уровень жизни. Он чувствует себя по отношению к нему представителем господствующей нации и именно потому делается орудием в руках своих аристократов и капиталистов против Ирландии, укрепляя этим их господство над самим собой. Он питает религиозные, социальные и национальные предубеждения по отношению к ирландскому рабочему. Он относится к нему приблизительно так, как белые бедняки относятся к неграм в бывших рабовладельческих штатах американского Союза. Ирландец с лихвой отплачивает ему той же монетой. Он видит в английском рабочем одновременно соучастника и слепое орудие английского господства в Ирландии.
Этот антагонизм искусственно поддерживается и разжигается прессой, церковными проповедями, юмористическими журналами - короче говоря, всеми средствами, которыми располагают господствующие классы. В этом антагонизме заключается тайна бессилия английского рабочего класса, несмотря на его организованность. В нем же заключается тайна сохранения могущества капиталистического класса. Последний вполне это сознает.
Но зло этим не ограничивается. Оно перекидывается за океан. Антагонизм между англичанами и ирландцами является скрытой основой конфликта между Соединенными Штатами и Англией. Он делает невозможным всякое серьезное и искреннее сотрудничество между рабочими классами обеих стран. Он дает возможность правительствам обеих стран всегда, когда им заблагорассудится, лишать социальный конфликт его остроты путем натравливания обеих стран друг на друга и в случае нужды путем войны между ними.
Англия, как метрополия капитала, как держава, до сих пор господствующая на мировом рынке, является пока самой важной страной для рабочей революции и к тому же единственной страной, в которой материальные условия этой революции достигли известной степени зрелости. Поэтому важнейшая цель Международного Товарищества Рабочих - ускорить социальную революцию в Англии. А единственное средство к тому - сделать Ирландию независимой» Поэтому Интернационал должен поставить себе задачей - всюду выдвигать на первый план конфликт между Англией и Ирландией и всюду открыто принимать сторону Ирландии. Специальная задача Центрального Совета в Лондоне - пробудить в английском рабочем классе сознание того, что национальное освобождение Ирландии является для него не абстрактным вопросом справедливости и человеколюбия, но первым условием его собственного социального освобождения.
Таковы приблизительно главные положения циркулярного письма, которое в то же время объясняло и мотивы резолюции Центрального Совета по поводу ирландской амнистии.
Вскоре после этого я послал резкую анонимную статью об обращении англичан с фениями и т. п., против Гладстона и т. д. в газету «Internationale» (орган нашего Бельгийского центрального совета в Брюсселе). В то же время я обвинял там французских республиканцев («Marseillaise» напечатала глупую стряпню об Ирландии, написанную здесь жалким Таландье***) в том, что в своем национальном эгоизме они приберегают весь свой гнев для Империи.
Это возымело действие. Моя дочь Женни, подписавшись «Дж. Уильямс» (в частном письме в редакцию она назвала себя Джейн Уильямс), поместила в «Marseillaise» ряд статей и опубликовала, между прочим, письмо О`Донована-Россы. Это вызвало большой шум.
После долголетних циничных отказов Гладстон благодаря этому был, наконец, вынужден согласиться на парламентское расследование обращения с заключенными фениями. Женни является сейчас постоянным корреспондентом «Marseillaise» по ирландскому вопросу. (Это, конечно, должно остаться между нами.) Английское правительство и английская пресса до крайности раздражены тем, что ирландский вопрос теперь стоит, таким образом, во Франции в центре внимания и что через Париж за этими канальями в настоящее время следят на всем континенте и разоблачают их.
Тем же выстрелом убит и другой заяц. Мы заставили тем самым ирландских лидеров, журналистов и т. д., находящихся в Дублине, завязать с нами отношения, что до сих пор Генеральному Совету не удавалось!
У вас в Америке в данный момент широкое поле для того, чтобы работать в том же духе.
Объединение немецких рабочих с ирландскими (разумеется, также и с теми английскими и американскими рабочими, которые на это согласятся) - такова важнейшая задача, которую вы можете теперь осуществить. Это должно делаться от имени Интернационала. Необходимо разъяснять социальное значение ирландского вопроса.
В следующий раз я напишу специально о состоянии английского рабочего движения.
Привет и братство!
Карл Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ПАРИЖ [Лондон], 18 апреля 1870 г.
Дорогой Поль-Лоран.
Посылаю полномочия для г-на А. Верле. Пусть он не дает повой секции, которую собирается создать, никакого сектантского «названия», ни «коммунистическая», ни любого другого. Нужно избегать в Международном Товариществе сектантских «ярлыков». Общие чаяния и стремления рабочего класса проистекают из реальных условий, в которые он поставлен. Именно поэтому они одинаково присущи всему классу, хотя в сознании рабочих движение отражается в самых разнообразных формах, более или менее фантастических, более или менее соответствующих этим реальным условиям. Именно тем, кто лучше всего понимает скрытый смысл классовой борьбы, происходящей на наших глазах, - коммунистам, менее всего свойственно впадать в такую ошибку, как одобрение и поощрение сектантства.
Было бы хорошо, если бы г-н Верле связался с нашим другом Жюлем Жоаннаром по адресу: 126, rue d`Aboukir.
Дело, которое необходимо выполнить как можно скорее и которое может быть сделано Полем-Лораном, это - публикация в «Libre pensee» правильного и точного перевода Устава Интернационала. Существующий французский перевод, выпущенный нашим первым парижским комитетом, Толеном и К°, полон преднамеренных ошибок. Они опустили все, что им не нравилось. В случае, если есть правильный перевод, хорошо было бы прислать его мне до публикации.
Высокая оценка Бюхнера со стороны Верле вызвала бы в Германии сильное изумление.
В нашей стране его считают, и совершенно справедливо, только вульгаризатором.
Вы знаете, как мне нравится «История заговора». Поэтому я был чрезвычайно рад, что Поль-Лоран оценил ее так высоко.
Ну а сейчас я вынужден сказать несколько слов, которые немного рассердят Поля-Лорана, но ничего не поделаешь, придется сказать.
Ваш отец написал мне в Ганновер письмо, на которое я еще не ответил, так как не знаю, что сказать.
У меня сложилось убеждение, что Поль отказался от всякого намерения довести до конца или продолжать свои медицинские занятия. Когда я был в Париже, то написал его отцу как раз противоположное и опирался при этом на собственные обещания Поля. Таким образом я оказался в совершенно ложном положении перед г-ном Лафаргом-старшим. Я не могу оставаться в столь щекотливой позиции. Не вижу другой возможности ликвидировать ее, как написать Лафаргу-старшему, что я имею столь же мало влияния на его горячо любимого сына, как и он сам. Если вы видите какой-нибудь другой спасительный выход для меня, какой-нибудь другой путь для разрядки атмосферы, пожалуйста, сообщите мне.
По моему личному мнению, - я, однако, отнюдь не требую и не надеюсь, что к нему прислушаются и приведут его в исполнение, - Поль-Лоран cum figlio ( с сыном) должны нанести визит своим родителям в Бордо и попытаться уговорить их, использовав все средства, доступные при личной встрече.
Преданный вам... (подпись оторвана) ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ПАРИЖ Лондон, 19 апреля 1870 г.
Дорогой Поль-Лоран!
В следующий вторник попрошу Дюпона выдвинуть Вашу кандидатуру.
Тем временем обращаю Ваше внимание на- присутствие в вашем комитете агента Бакунина, Робена, который в Женеве делал все, что было в его силах, чтобы дискредитировать Генеральный Совет (он атаковал Совет открыто в «Egalite») и подготовить диктатуру Бакунина в Международном Товариществе. Его специально послали в Париж, чтобы действовать и там в том же духе. Следовательно, за этим парнем нужно строго следить, но так, чтобы он об этом не подозревал.
Чтобы ввести Вас в курс дела, должен сделать краткий обзор интриг Бакунина.
Бакунин является членом Интернационала всего лишь около полутора лет. Это новообращенный. На Бернском конгрессе (сентябрь 1868) Лиги мира и свободы (он был одним из членов исполнительного комитета этой международной буржуазной организации, основанной в противовес пролетарскому Интернационалу) Бакунин сыграл одну из своих излюбленных фиглярских ролей; он внес ряд резолюций, которые сами по себе нелепы, но рассчитаны на то, чтобы нагнать страх на буржуазных кретинов своим хвастливым радикализмом. По этой причине, забаллотированный большинством, он с шумом вышел из Лиги и торжественно возвестил об этом великом событии в европейской прессе. Он почти такой же мастер рекламы, как Виктор Гюго, который, по словам Гейне, не просто эгоист, но гюгоист.
Тогда Бакунин вступил в наше Товарищество - в его Романское отделение в Женеве. Его первым шагом была организация заговора. Он основал Альянс социалистической демократии. Программа этого общества представляла собой не что иное, как те резолюции, которые были предложены Бакуниным Бернскому конгрессу Лиги мира. Построено оно было как секта с главным центром в Женеве и представляло собой международную организацию со своими собственными общими конгрессами, которая должна была существовать как самостоятельное международное объединение и в то же самое время составлять неотъемлемую часть нашего Интернационала. Одним словом, наше Товарищество должно было постепенно, посредством этого контрабандного тайного общества, превратиться в орудие русского - Бакунина. Предлогом для основания нового общества была якобы специальная цель - «вести теоретическую пропаганду». Довольно смехотворно, если учесть, что Бакунин и его приверженцы крайне невежественны в теории.
Но «теорией» была программа Бакунина, Она включала фактически три пункта: 1) Первое требование социальной революции - отмена права наследования, старый сенсимонистский хлам, ответственным издателем которого сделался шарлатан и невежда Бакунин. Совершенно очевидно, что если бы представилась возможность в один день совершить социальную революцию в результате всенародного волеизъявления [par decret plebiscitaire], то сразу же были бы отменены земельная собственность и капитал, и тем самым отпала бы и всякая необходимость заниматься правом наследования. С другой стороны, если такая возможность не представляется (и, разумеется, было бы нелепо таковую предполагать), провозглашение отмены права наследования было бы не серьезным актом, а глупой угрозой, которая сплотила бы все крестьянство и всю мелкую буржуазию вокруг реакции. Представьте себе, например, что янки не смогли отменить рабство силой оружия. Каким идиотским поступком явилось бы провозглашение отмены права наследования на рабов/ Вся эта теория основывается на устарелой идеалистической точке зрения, будто существующая юриспруденция является базисом нашего экономического строя, вместо того чтобы видеть в нашем экономическом строе базис и источник нашей юриспруденции! Что касается Бакунина, то ему только хотелось состряпать программу своего собственного производства. Вот и все.
Это была чисто случайная программа.
2) «Уравнение различных классов». Допускать, с одной стороны, сохранение существующих классов, а с другой стороны, равенство представителей этих классов - эта вопиющая нелепость сразу показывает бесстыдное невежество и верхоглядство этого молодчика, который видит свою «особую миссию» в том, чтобы просвещать нас в «теории».
3) Рабочий класс не должен заниматься политикой. Его задача состоит лишь в том, чтобы организоваться в тред-юнионы. В один прекрасный день, с помощью Интернационала, они займут место всех существующих государств. Вы видите, в какую карикатуру он превратил мое учение! Поскольку преобразование существующих государств в ассоциацию является нашей конечной целью, то мы-де должны позволить правительствам, этим гигантским тредюнионам господствующих классов, делать все, что им заблагорассудится, так как если мы будем иметь с ними дело - это будет означать, что мы их признаем. Вот как! Точно так же социалисты старой школы говорили: вам не следует заниматься вопросами заработной платы, так как вы хотите уничтожить наемный труд, а бороться с капиталистом за повышение уровня заработной платы значит признавать систему наемного труда! Этот осел даже не понял, что всякое классовое движение как таковое неизбежно является и всегда было политическим движением.
Вот и весь теоретический багаж пророка Бакунина, этого пророка без корана.
Он тайно продолжал свою заговорщическую деятельность. У него было несколько сторонников в Испании и Италии, а также некоторое количество простаков в Париже и Женеве.
Старина Беккер был настолько глуп, что позволил Бакунину выдвинуть себя в известной степени на передний план. Он сожалеет теперь о своей ошибке.
Генеральный Совет был поставлен в известность и от него потребовали утвердить устав Альянса, только после того как Бакунин счел свои планы fait accompli ( свершившимся фактом). Однако он ошибался.
В тщательно разработанном документе Генеральный Совет объявил Альянс орудием дезорганизации и отказался от всякой связи с ним. (Я пошлю вам этот документ.)
Спустя несколько месяцев руководящий комитет Альянса направил Генеральному Совету письмо следующего содержания: великие мужи согласны распустить свою организацию и слить ее с Интернационалом, но, с другой стороны, мы должны решительно ответить: «да» или «нет», признаем ли мы их принципы. Если нет, то они, со своей стороны, идут на открытый раскол, и на нас падет вся ответственность за такой неблагоприятный оборот дела!
Мы ответили, что Генеральный Совет - не папа римский, что мы предоставляем каждой секции придерживаться своих собственных теоретических взглядов на действительное движение, исходя, однако, из предположения, что в них не выдвигается никаких положений, прямо противоречащих нашему Уставу. Мы деликатно намекнули, что считаем их «теорию» подделкой. Мы настояли на том, чтобы «уравнение классов» было заменено «уничтожением классов», что они и сделали. Мы потребовали от них представить нам данные о количестве членов Альянса, что так и не было сделано. (Вы получите также и этот второй документ.)
Таким образом, номинально Альянс был распущен. Фактически он продолжал существовать как imperium in imperio (государство в государстве).
Его секции не поддерживали никаких отношений с Генеральным Советом, а только интриговали против него. Альянс подчинялся диктаторской указке Бакунина, который сделал все, чтобы нанести решительный удар на Базельском конгрессе. С одной стороны, он заставил женевский комитет поставить вопрос о праве наследования. Мы приняли вызов579. С другой стороны, он всюду плел интриги, чтобы дискредитировать нас и добиться перевода Генерального Совета из Лондона в Женеву. На конгрессе этот шарлатан фигурировал как «делегат от Неаполя и Лиона» (в этом последнем городе его приспешником является Альбер Ришар, в других отношениях чрезвычайно активный юноша с самыми добрыми намерениями).
Где этот молодчик достает деньги для всех своих тайных махинаций, поездок, рассылки агентов и т. п., - остается пока секретом. Нищий, как церковная крыса, он никогда в своей жизни не заработал ни гроша своим собственным трудом.
На конгрессе все расчеты Бакунина потерпели крах. После конгресса он повел открытую атаку против нас в своем собственном вестнике - «Progres» (Ле-Локль), издававшемся его приспешником, Джемсом Гильомом, швейцарским школьным учителем, и в «Egalite» (Женева). Мы некоторое время предоставили событиям идти своим чередом, а затем послали циркулярное письмо женевскому Федеральному совету. (Этот документ - в копии - имеется у Варлена.) Но еще до получения нашего циркуляра женевский Федеральный совет, который никогда не питал дружеских чувств ни к Бакунину, ни к Альянсу, порвал с ним. Робен и К° были изгнаны из редакции «Egalite». Федеральный совет Романской Швейцарии совершил пронунциаменто против интриг Альянса и его московитского диктатора.
Тем временем Бакунин переселился из Женевы в Тессин. Его материальное положение изменилось. Внезапно умер Герцен. Бакунин, еще недавно яростно нападавший на Герцена (вероятно потому, что кошелек последнего был закрыт для него), вдруг стал его горячие защитником во французской и всей остальной прессе. Почему? Потому что Герцен (несмотря на то, что был сам миллионером) получал ежегодно для своего «Cloche» и «русской пропаганды» довольно солидную сумму от «демократов-панславистов» в России. Несмотря на свирепую ненависть к «институту наследования», Бакунину хотелось унаследовать положение Герцена и получаемые им субсидии.
Его панегирики умершему достигли цели. Он перевел на себя «Cloche», денежные средства и т. п.
С другой стороны, в Женеве образовалась колония русских эмигрантов, которые являются противниками Бакунина потому, что им известны властолюбивые стремления этого весьма посредственного человека (хотя и законченного интригана), и потому, что они знакомы с проповедуемыми Бакуниным в его «русских» сочинениях доктринами, прямо противоположными принципам Интернационала.
Бакунин и его стадо баранов воспользовались недавно состоявшимся съездом Романской Швейцарии в Ла-Шо-де-Фоне (5 апреля этого года), чтобы вызвать открытый раскол. В результате съезд распался на два: с одной стороны, съезд бакунинцев, провозгласивших воздержание от всякой политики, представлял около 600 человек; с другой стороны, съезд женевского Федерального совета представлял 2000 человек. У тин (один из молодых русских) публично разоблачил интриги Бакунина, Его (Бакунина) сторонники объявили себя «Федеральным центральным советом» для Романской Швейцарии и основали свой собственный орган «Solidarite», издаваемый бакунинским приспешником Джемсом Гильомом. «Принцип» этой газеты - «Бакунин». Обе стороны апеллировали к Генеральному Совету.
Таким образом, этому проклятому московиту удалось вызвать крупный публичный скандал в наших рядах, сделать свое имя знаменем, отравить наше Товарищество Рабочих ядом сектантства и парализовать наши действия тайными интригами.
Он надеется получить сильные позиции на нашем очередном конгрессе. Чтобы обратить на себя внимание в Париже, он вступил в переписку с «Marseillaise», Но мы переговорили с Флурансом, который положит этому конец.
Теперь Вы располагаете достаточной информацией, чтобы нейтрализовать бакунинские интриги в рядах наших парижских секций.
Спасибо Лорану за ее письмо. В следующий раз попытайтесь найти для вашего послания конверт, который не так легко было бы вскрыть.
Кстати. Посмотрите, не сохранилась ли еще у вас статья о лорде Кланрикарде из «Queen`s Messenger». Она нужна нам здесь, но мы нигде не можем ее достать.
Ваш Олд Ник
21:45 27.04.2015
ЭНГЕЛЬС - ВИЛЬГЕЛЬМУ БРАККЕ В БРАУНШВЕЙГ [Манчестер, 28 апреля 1870 г.]
Очень порадовал меня подробный и точный кассовый отчет. Здесь, в Англии, у меня на глазах так много попыток вовлечения рабочих в движение и создания рабочих организаций потерпело неудачу из-за скверной постановки кассового дела и счетоводства, регулярно приводившей - заслуженно или незаслуженно - к обвинениям в растрате и т. д., что в данном случае я могу, пожалуй, считать компетентным свое суждение о важности этого вопроса. Рабочие с трудом урывают каждый грош и имеют поэтому полнейшее право знать, на что этот грош идет - до тех пор, конечно, пока у них не появилась надобность в тайных фондах и пока подобные фонды не созданы. Я считаю это особенно важным именно в Германии, с тех пор как и там началась эксплуатация рабочих бессовестными агитаторами. Это просто пустая отговорка - заявлять, будто, публикуя такие кассовые отчеты, мы выдаем противнику слабость нашей партии. Если противники вздумают оценивать силу рабочей партии по ее специфически слабой стороне - по состоянию ее кассы, то они неминуемо просчитаются. А вред, который наносится в рядах самой партии замалчиванием этой стороны дела, несравненно больше того вреда, который могла бы принести гласность.
Б... жалуется на апатию рабочих, - я же нахожу, что в Германии, против ожидания, дело быстро подвигается вперед. Отдельных успехов приходится, конечно, добиваться большим напряжением сил, и тем, на кого ложится этот труд, всегда кажется, что дело идет слишком медленно. Но сравните 1860 г. с 1870 г., нынешнее положение в Германии с положением во Франции и Англии - при том преимуществе во времени, которое обе эти страны имели перед нами! Германские рабочие провели в парламент более полдюжины своих кандидатов, а французы и англичане - ни одного. Позволю себе при этом заметить, что мы все считаем здесь крайне важным, чтобы при новых выборах было выставлено как можно больше рабочих кандидатов и как можно больше было избрано в рейхстаг. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ЖЕННИ МАРКС (ДОЧЕРИ)
В ЛОНДОН Манчестер, 31 мая 1870 г.
Мое дорогое дитя!
Мы уже начали было немного беспокоиться из-за упорного молчания Лондона, но благодаря твоему письму настроение снова стало лучше. Не думаю, что мы останемся здесь дольше начала следующей недели.
Моя простуда еще не вполне прошла, но общее состояние здоровья поразительно улучшилось благодаря перемене воздуха. Я вижусь с Гумпертом почти ежедневно, и его советы тем более ценны, чем меньше он за них получает.
Дела здесь идут в основном по-старому. Фред очень весел с тех пор, как он освободился от «проклятой коммерции». Его книга об Ирландии, - которая отнимает у него, между прочим, несколько больше времени, чем он сначала предполагал, - будет в высшей степени интересна. Знаменитый «Дабл-ю», который так силен в новейшей ирландской истории и играет в ней столь выдающуюся роль, найдет для себя в этой книге готовый археологический материал.
Книга Ланге («Рабочий вопрос») отличается от «ирландского рагу», в частности, тем, что она вся состоит из подливки и в ней нет мяса. Этот вмешивающийся не в свое дело тупица надеется, очевидно, выудить у меня несколько комплиментов в обмен на его «патоку», но он жестоко ошибается.
Как много он понял в «Капитале», ясно видно из его открытия, что моя теория «стоимости» не имеет ничего общего с тем, что у меня сказано о «рабочем дне» и т. п.
Наш друг Гумперт все больше и больше опускается, превращаясь в либерального болтуна, разносчика городских сплетен, пошляка. При том семействе, которое он сам произвел на свет, и том, которое он получил «по наследству», - это и не удивительно. Слишком много этого добра.
Тусси выглядит цветущей и очень весела. К своему удовольствию, она обнаружила, что животное царство Морнингтон-палас пополнилось новым выводком котят и т. п. Конечно, она подвергла Фреда перекрестному допросу по поводу «угрожающих писем»; он считал опасным касаться подобных вещей в пересылаемых по почте письмах, которые могут попасться на глаза какому-нибудь Штиберу. Настоящий Штибер, насколько мне известно, усердно стряпает в Париже новый заговор, в котором Международное Товарищество Рабочих должно играть главную роль и где должен, разумеется, фигурировать и я в качестве давнишнего протеже Штибера и «действительного тайного верховного вождя».
Пока я пишу эти строки, негодяй Фред не дает мне покоя, все время читая «отрывки» из старых норвежских саг. Кстати, о норвежских сагах. Не присутствовала ли Мемхен (жена Маркса) в прошлое воскресенье на поэтической лекции К. Блинда?
Маленький Дейкинс приезжал в субботу вечером и пробыл здесь воскресенье. Он нанес визит ради Тусси и меня. Этот бравый гном все время гомерически хохотал. Его костюм был небрежнее, чем когда-либо, - бумажный стоячий воротничок без галстука, грязная белая шляпа вместо шотландского кепи и какие-то белые башмаки, вроде тех, что носят на пляже.
Во время нашей воскресной прогулки - Шорлеммер и Мур, конечно, также приняли в ней участие - его успех у всей публики был определенно выше среднего. Он вызвал настоящую сенсацию.
А теперь, знаменитая «Дабл-ю», передай мои наилучшие пожелания Мемхен и Ленхен.
Мне очень не хватает здесь «Marseillaise» и всех известий из Парижа. В Шиллеровском клубе выписывают только «Temps», пожалуй, самую скучную из всех французских газет. Притом ее главный редактор - некто Нефцер, эльзасец.
Будь здорова, моя знаменитость!
Олд Ник ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ВИКТОРУ ЛЕ ЛЮБЕ В ЛОНДОН [Черновик]
Ваше письмо от 11 июня переслано мне сюда из Лондона. Я хотел бы спросить у Вас, от какого осведомителя Вы получили нелепые сведения, будто я являюсь лондонским корреспондентом «Volksstaat» и автором статьи о Вашей особе. Разрешите мне заметить - время мое тратится на предметы, представляющие более широкий интерес.
Примите и т. д.
К. М. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Лондон, 27 июня 1870 г.
Дорогой император Венцель!
Я вернулся сюда на этой неделе после месячного пребывания в Манчестере и нашел твое последнее письмо.
Я, право же, не могу сообщить тебе о времени своего отъезда и даже ответить на вопрос, который ты мне не поставил, - а именно: поеду ли я вообще?
В прошлом году я рассчитывал на то, что получу после пасхи второе издание моей книги* и, следовательно, гонорар за первое издание. Но, как ты увидишь из прилагаемого письма Мейснера, полученного сегодня, до этого еще далеко. (Письмо верни мне, пожалуйста, обратно.)
В последнее время господа немецкие профессора оказались вынужденными кое-где упоминать обо мне, хотя и в очень нелепой форме, как, например, А. Вагнер в брошюре о земельной собственности, Хельд (Бонн) в брошюре о земельных кредитных кассах в Рейнской провинции.
Г-н Ланге («О рабочем вопросе» и т. д., 2 издание) сильно хвалит меня, но лишь с целью превознести самого себя. Дело в том, что г-н Ланге сделал великое открытие. Всю историю можно подвести под единственный великий естественный закон. Этот естественный закон заключается во фразе «struggle for life» - «борьба за существование» (выражение Дарвина в этом употреблении становится пустой фразой), а содержание этой фразы составляет мальтусовский закон народонаселения или, скорее, закон перенаселения. Следовательно, вместо того чтобы анализировать эту «борьбу за существование», как она исторически проявлялась в различных общественных формах, не остается ничего другого делать, как превращать всякую конкретную борьбу во фразу «борьба за существование», а эту фразу - в мальтусовскую «фантазию о народонаселении»! Нельзя не согласиться, что это очень убедительный метод - убедительный для напыщенного, псевдонаучного, высокопарного невежества и лености мысли.
То, что тот же самый Ланге говорит о гегелевском методе и о моем применении этого метода, является поистине детским лепетом. Во-первых, он ничего не понимает в гегелевском методе и поэтому, во-вторых, имеет еще гораздо меньше представления о моем критическом способе его применения. В одном отношении он напоминает мне Моисея Мендельсона. Этот прототип неудержимого болтуна писал Лессингу: как это могло Вам прийти в голову принимать всерьез «эту мертвую собаку - Спинозу»?586 Точно так же г-н Ланге удивляется тому, что Энгельс, я и другие принимаем всерьез мертвую собаку - Гегеля, после того как Бюхнер, Ланге, д-р Дюринг, Фехнер и т. д. давно сошлись на том, что они его, беднягу, давно похоронили. Ланге пренаивно говорит, что в эмпирическом материале я «двигаюсь на редкость свободно». Ему и в голову не приходит, что это «свободное движение в материале» есть не что иное, как парафраз определенного метода изучения материала - именно диалектического метода.
Сердечно благодарю Графиню за ее любезные строки. Это оказывает поистине благотворное действие в такое время, когда «лучшие исчезают один за другим». Но говоря серьезно, я всегда радуюсь, когда несколько строк твоей милой жены напоминают мне о том прекрасном времени, которое я провел в вашем кругу.
Что касается настойчивых запросов Мейснера о втором томе, то работа над ним прерывалась в течение всей зимы не только из-за моей болезни. Я нашел нужным всерьез приняться за русский язык, так как при рассмотрении аграрного вопроса невозможно обойтись без изучения по первоисточникам отношений земельной собственности в России. К тому же случилось так, что в связи с аграрным вопросом в Ирландии английское правительство издало ряд Синих книг (издание было скоро прекращено) о поземельных отношениях во всех странах. Наконец, - между нами, - мне хотелось бы сначала выпустить второе издание первого тома. Если бы оно совпало с окончательной подготовкой к печати второго тома, то это только помешало бы работе.
Наилучшие пожелания от Женни и меня всем членам семейства Кугельман.
Твой К. М. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ГЕРМАНУ ЛОПАТИНУ В БРАЙТОН [Лондон, 6 июля 1870 г.] ... Профессия переводчика отвратительна, профессия коммерсанта дала бы Вам куда более благоприятные возможности использовать свободное время для занятий и пропаганды... ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- МАРКС - ГЕРМАНУ ЮНГУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 14 июля 1870 г.
Дорогой Юнг!
Прилагаю программу. Вопросы расположены в таком порядке, который может облегчить работу ближайшего конгресса. Вы понимаете, что я хочу сказать.
Искренне Ваш К. М.
1. О необходимости отмены национального долга. Обсуждение вопроса о праве на соответствующую компенсацию.
2. Соотношение между политической деятельностью и социальным движением рабочего класса.
3. Практические мероприятия по превращению земельной собственности в собственность общественную (см. примечание) .
4. О превращении эмиссионных банков в национальные банки.
5. Условия кооперативного производства в национальном масштабе.
6. О необходимости для рабочего класса вести всеобщую статистику труда согласно резолюциям Женевского конгресса 1866 года.
7. Вторичное обсуждение конгрессом вопроса о средствах устранения войны.
Примечание к пункту Бельгийский генеральный совет предложил следующий вопрос: «Практические мероприятия по образованию сельскохозяйственных секций внутри Интернационала и установлению солидарности между сельскохозяйственными пролетариями и пролетариями других отраслей промышленности».
Генеральный Совет Международного Товарищества полагает, что этот вопрос входит в пункт 3.
Нижеследующее не подлежит публикации, но об этом нужно довести до сведения различных секций письменно:
Конфиденциальное извещение всем секциям 1) Генеральный Совет просит все секции дать своим делегатам формальные инструкции по вопросу о целесообразности изменения местопребывания Генерального Совета на 1870- 1871 год.
2) В случае положительного решения вопроса Генеральный Совет рекомендовал бы Брюссель как место пребывания Генерального Совета в упомянутом году.
15:53 28.04.2015
ЖЕННИ МАРКС - ИОГАННУ ФИЛИППУ БЕККЕРУ В ЖЕНЕВУ [Лондон, после 10 января 1868 г.] 1, Modena Villas, Maitland Park Дорогой г-н Беккер!
Не сердитесь на меня за то, что я до сих пор не поблагодарила Вас за Ваше последнее, такое милое письмо. К сожалению, причины моего молчания были отнюдь не веселыми. Вот уже несколько недель мой бедный муж снова связан по рукам и ногам своей старой, тяжелой и мучительной болезнью, опасной постоянными рецидивами. Ничто не угнетает его больше, чем вынужденное безделье, и как раз теперь, когда столько нужно сделать, когда возник спрос на вторую часть, когда, наконец, в мире снова начинается пожар, правда пока еще только с помощью «греческого огня», а не «красного петуха». У тунеядцев и бездельников есть и средства, и здоровье, а люди, принадлежащие новому миру, посвятившие всю свою жизнь борьбе за него, эти люди несут тяжкое бремя болезней и нищеты. «Позор, позор!» - как восклицают англичане на митингах.
Вы не представляете, как часто и с каким искренним уважением и восхищением мой муж вспоминает Вас. Он считает Ваш небольшой журнал несомненно лучшим и наиболее влиятельным изданием и каждый раз, когда мы получаем известия из нашего отечественного детского сада или, лучше сказать, «Gartenlaube», он восклицает: «Ах, если бы у немцев было побольше таких людей, как старый Беккер!»
В качестве временного секретаря я написала Шили и послала ему письмо человека, предложившего свои услуги для перевода. Мозес Гесс через Шили также предложил свои услуги в качестве переводчика, а пока что собирался запустить несколько пробных шаров на страницах «Courrier francais».
Но об этих господах уже давно ни слуху ни духу, а, судя по вышеупомянутому письму, дело не терпит. Гесса следовало бы предпочесть многим другим чисто формальным переводчикам ввиду его философского образования и умения ориентироваться в искусстве диалектических скачков и диалектической эквилибристики, но, с другой стороны, наш мистический раввин раввинов не всегда заслуживает доверия (не слишком «правоверен»), и часто небрежен; поэтому было бы неправильно ради него отклонять другие предложения. Шили выступит теперь в качестве поверенного в делах и решит, кто является подходящим человеком.
Ваша последняя статья о бездельниках из Лиги мира была превосходна, и, ей богу (nolens volens упоминаешь господа бога устно и письменно, хотя он уже давно потерял свое почетное место в сердце), это - лучшее из всего того, что встречалось нам до сих пор.
Маленький Гёгг все еще совершает здесь свои головокружительные пропагандистские турне. Боркхейм не мог придумать ничего лучшего, как дать ему 100 франков на дорожные расходы. Если уж золотым монетам не сидится у него в кармане, то он мог бы пустить их на ветер и другим способом. Я думаю, что есть дела поважнее, чем поддержка этого апостола.
Совсем с другим результатом Аманду пришлось убраться от Энгельса из Манчестера. Для Вашего развлечения сообщаю некоторые места из письма Энгельса об этом визите.
«К тому же вчера мне нанес визит экс-диктатор Гёгг, который разъезжает по делам смехотворной Лиги мира; он испортил мне весь вечер. К счастью, случайно зашел Шорлеммер» (очень известный химик и один из «наших людей»), «который с неописуемым изумлением наблюдал этот ископаемый экземпляр сторонника федеральной республики; он и не подозревал о существовании чего-либо подобного. От бессмысленного повторения старых фраз этот осел стал еще в десять раз глупее и потерял всякую связь с миром здравого человеческого рассудка (я уже не говорю о мышлении в собственном смысле слова). Для этого сорта людей все еще ничего интересного не существует на свете, кроме Швейцарии и кантона Бадена. Однако он вскоре убедился в справедливости твоего первого ответа на его просьбу о поддержке, а именно: что чем дальше друг от друга будем мы жить и чем меньше будем иметь дела друг с другом, тем лучше будут наши отношения. Он согласился, что Блинд держался трусливо в деле Фогта, но уверял, что он все же славный парень, и грозился даже помирить тебя с Блиндом! Фогт - не политик, но прекрасный, славный парень, который-де просто пишет всякую всячину, не раздумывая; если бы мы оба провели с ним часок-другой, то пошли бы с ним на мировую; он согласился, что Фогт - бонапартист, но он-де не подкуплен.
На это я ему возразил: все бонапартисты подкуплены, нет ни одного не подкупленного, и если он сможет указать мне хоть одного не подкупленного, то я готов буду допустить возможность неподкупности Фогта, в противном случае - нет. Это поразило его, но, в конце концов, он нашел одного - Людвига Бамбергера! Кроме того, он сказал, что Фогту вообще все время не везло, его жена - крестьянская девушка из Бернского Оберланда, на которой он женился из добродетели... Хитрец Фогт, по-видимому, здорово околпачил этого осла. Но когда Шорлеммер и я заявили ему, что и в качестве естествоиспытателя Фогт ничего не сделал, тебе надо было бы видеть его гнев: разве он не занимался популяризацией? Разве это не заслуга?»
Так пишет Энгельс. Гёгг ушел не солоно хлебавши. Теперь он ищет свое счастье в других краях.
Знаете ли Вы что-нибудь о Бакунине? Мой муж послал ему как старому гегельянцу свою книгу - ни ответа, ни привета. Получил ли он ее? Ни на кого из русских нельзя полагаться целиком. Если они не за «батюшку» в России - то они за «отца родного» ( Игра слов: «Herzens-Vaterchen» - «отец родной», созвучно фамилии Герцена (намек на дружеские связи Бакунина и Герцена)), а это, в конце концов, сводится к одному. Что в лоб, что по лбу.
Здесь дела идут неплохо. Англичане бегут, боясь собственной тени. При звуке вылетающей пробки англичанину мерещится греческий огонь, а увидев невинную серную спичку, Джон Буль уверен, что она пропитана глицерином, парафином, никотином и еще бог знает чем, и обращается в бегство. Короче, бегут все, бегут даже настоящие констебли, обгоняя ненастоящих, так называемых «специальных», которые со своими свинцовыми дубинками поддерживают теперь порядок на улицах. Ирландский вопрос стоит на первом месте во всех политических программах, в поддержку Ирландии англичане уже шумят на митингах, стало почти хорошим тоном стенать о семисотлетних липах милого Эрина - и все это сделали серная спичка и петля. Как легко можно ошарашить этих господ. Непродолжительный страх перед физическими средствами сделал больше, чем столетия моральных осуждений. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ЛАУРА МАРКС - ФРИДРИХУ ЭНГЕЛЬСУ В МАНЧЕСТЕР [Лондон], 13 января 1868 г.
Дорогой Энгельс!
Так как Мавр опять стал жертвой своих старых врагов, карбункулов, а появление последнего из них сделало для него сидячее положение весьма неудобным, он попросил меня написать за него эти строки.
Относительно статьи для «Fortnightly Review» я должна сообщить Вам следующее: речь идет не просто о краткой заметке, подобной книжным обзорам, помещаемым в конце журнала, а о статье такого же размера, как те, которые обычно печатаются там.
Я также должна попросить Вас как можно скорее вернуть старые номера «Courrier francais ».
Шлем Вам сердечный привет от всех нас и надеемся, что недавние многочисленные рождественские развлечения, которым Вы «подверглись», не отразились на Вашем здоровье.
Остаюсь, дорогой Энгельс, любящая Вас Лаура Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ФРИДРИХ ЭНГЕЛЬС ИСПОВЕДЬ [Лондон, начало апреля 1868 г.]
Достоинство, которое Вы больше всего цените в людях ........................................ ........................................ ....Веселость в мужчине ........................................ .......................................Н е вмешиваться в чужие дела в женщине ........................................ .......................................У мение класть вещи на свое место Ваша отличительная черта ........................................ ...............................Знать все наполовину Ваше представление о счастье ........................................ .........................Шато-Марго 1848 г. ( марка вина; в выборе даты содержится намек на революционные события 1848 год)
Ваше представление о несчастье ........................................ .....................Визит к зубному врачу
Недостаток, который Вы считаете извинительным ...............................Излишеств а всякого рода Недостаток, который внушает Вам наибольшее отвращение ..............Ханжество Ваша антипатия ........................................ ........................................ .........Жеманные, чопорные женщины Особо неприятный Вам тип ........................................ .............................Сперджон (популярный баптистский проповедник, фанатик)
Ваше любимое занятие ........................................ .....................................Под дразнивать самому и отвечать на поддраз- нивания Ваш любимый герой .......................................... .......................................Н ет ни одного героиня ........................................ .....................................Их слишком много, чтобы можно было назвать только одну Ваш любимый поэт ........................................ ........................................ ...«Рейнеке-лис» ( Энгельс имеет в виду Гёте; его поэма «Рейнеке-лис» восходит к немецкой версии известного средневекового «Романа о Лисе»), Шекспир, Ариосто и т. д.
Ваш любимый прозаик ........................................ .....................................Гёт е, Лессинг, д-р Замельсон ( немецкий глазной врач в Манчестере, член литературного клуба (у Энгельса в это время были больны глаза)
Ваш любимый цветок ........................................ .......................................К олокольчик цвет ........................................ ........................................ ...Любой, если это не анилиновая краска Ваше любимое блюдо ........................................ .......................................Х олодное - салат; горячее - ирландское рагу Ваше любимое житейское правило ........................................ .................Не иметь никакого Ваш любимый девиз ........................................ ........................................ .Относиться ко всему легко Ф. Энгельс Публикуется впервые ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- АРНОЛЬД РУГЕ - ШТЕЙНТАЛЮ В МАНЧЕСТЕР Брайтон, 25 января 1869 г.
7, Park Crescent Уважаемый г-н Штейнталь!
Одновременно с этим письмом я отправляю Вам бандеролью книгу Маркса о капитале.
Приношу Вам мою глубокую благодарность! Все это время я неутомимо работал над книгой, хотя наряду с этим мне приходилось заниматься и всевозможной другой работой.
Это произведение делает эпоху; оно проливает яркий, нередко резкий свет на развитие, гибель, родовые муки и страшные дни страданий общества в различные периоды.
Объяснение прибавочной стоимости неоплаченным трудом, объяснение экспроприации рабочих, которые прежде работали на себя, и обоснование предстоящей экспроприации экспроприаторов - все это сделано классически.
Заключение на стр. 745 гласит: «Капиталистический способ производства и присвоения, а следовательно, и капиталистическая собственность есть первое отрицание индивидуальной частной собственности, основанной на собственном труде. Отрицание этого отрицания снова восстанавливает индивидуальную собственность, но на основе достижений капиталистической эры, а именно на основе кооперации свободных работников и их общего владения землей и произведенными самим трудом средствами производства».
Маркс обладает обширной эрудицией и великолепным диалектическим талантом. Книга выходит за пределы кругозора многих людей и газетных писак, но она, несомненно, пробьет себе дорогу и, несмотря на широту исследования, даже как раз благодаря ему, окажет могучее воздействие.
По поводу религии автор очень метко замечает на стр. «Как в религии над человеком господствует продукт его собственной головы, так при капиталистическом производстве над ним господствует продукт его собственных рук».
И чтобы освободить его, далеко еще не достаточно рассеять это заблуждение; больше того, даже когда людям случается потерять своего господа, как это было с французами или испанцами, они сами опять сажают его себе на шею.
Тем не менее желаю счастья в 1869 году! Пусть он будет таким же, как и его предшественник! Мой наилучший привет г-же Штейнталь и г-ну Хейдеману!
Весь Ваш д-р А. Руге ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ЖЕННИ МАРКС - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Лондон, 15 сентября [1869 г.*]
Дорогой г-н Кугельман!
Я бы уже давно ответила на Ваше дружеское письмо из Карлсбада, если бы не надеялась со дня на день получить более определенные вести от наших дорогих путешественников.
После их первого и последнего письма из Льежа мы совершенно потеряли их след. Однако я думаю, что теперь, после всех скитаний, они на этой неделе попадут к вам596, и поэтому посылаю вам для совместного чтения сегодняшний номер «Times» и более ранний номер «Pall Mall Gazette».
По поводу конгресса здесь в печати царило гробовое молчание, если не считать совершенно путаной, вздорной статьи в «Pall Mall», которую я и прилагаю. Сегодня впервые лед был сломан газетой «Times», опубликовавшей очень доброжелательную, дельную и сжатую статью, которая благодаря речи американского делегата вызовет и здесь, и особенно во Франции, большой интерес. Мне кажется, что во многих оборотах, выражениях и «эккариадах» чувствуется наш «Георг», если ему вообще можно приписать столько такта.
Тем временем здесь накопился целый ворох газет и писем, и я даже не знаю, стоят ли они тех трудов и расходов, которых потребует их пересылка на континент. Их содержание теперь большей частью уже устарело. Лесснер написал три превосходных подробных отчета о конгрессе, а Либкнехт - два письма, заполненных чепухой, которые лучше не читать. Эккариус сообщил любопытный факт, переданный ему одним американцем, который якобы слышал от лондонского корреспондента «New-York Tribune» г-на Слэка, что «Брайт написал во все редакции лондонских газет с просьбой не помещать никаких отчетов о наших заседаниях». Может быть, этим в какой-то мере объясняется молчание прессы.
Если «Times» поместит еще несколько отчетов, то остальные бараны последуют за своим вожаком, и тогда успех конгресса обеспечен. Во всяком случае, он будет иметь лучшие последствия, чем Эйзенахский съезд, результаты которого, по-видимому, сводятся лишь к тому, что у «нашего великого учителя Фердинанда» ( Лассаля), наряду с его официальным вестником в виде газеты «Social-Demokrat», появился еще один официоз - листок Либкнехта. Даже в Базеле они пытались снова вытащить на передний план злосчастный скандал со Швейцером, так что могло показаться, будто Интернационал не имеет иной задачи, как придать международное значение принципам «Железного» ( Лассаля (намек на его «железный» закон заработной платы), но без его строгой организации.
Несколько интересных частных писем я сразу же пошлю в Ганновер, как. только узнаю, что наши милые «бродяги» прибыли к вам. Сегодня как раз исполняется четыре недели, как Лаура с мужем и прелестным маленьким человечком находятся у нас. Они начинают готовиться к возвращению в Париж. К сожалению, мать и сын чувствуют себя не так хорошо, как мне хотелось бы. Милый малютка страдает - у него режутся первые зубы со всеми обычными симптомами. Его приветливое личико стало совсем худеньким и маленьким, и сияющие глазки снова кажутся такими огромными на бледном личике! Он очень веселый и нежный мальчуган; нам будет так недоставать этой маленькой обезьянки.
Передайте мой сердечный поклон Вашей милой жене, поцелуйте Френцхен и примите самый дружеский привет от Вашей Женни Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ЖЕННИ МАРКС (ДОЧЬ) - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР [Лондон], 30 октября 1869 г.
Дорогой доктор!!!
Большое Вам спасибо за письмо и копию портрета Вашей милой матери. Копия удивительно хороша - лучше подлинника. Я была очень рада получить ее.
С удовольствием узнала, что Вы чувствуете себя лучше - пусть время постепенно примирит Вас с тяжелой утратой. Подумайте: «Спокойно после бури жизни спит она - Ничто уже не может причинить ей боль» ( Шекспир. «Макбет», акт III, сцена вторая (перефразировано))
Разве в этой мысли нельзя почерпнуть некоторое утешение?
Г-же Менке я написала записку. Очень обязана Вам за своевременное напоминание, хотя к чести своей должна сказать, что еще до получения Вашего письма я уже думала написать «Марихен»... но... так или иначе, а правильно говорят, что дорога в ад вымощена благими намерениями.
Мавр тоже написал ей несколько строк. Здоровье его гораздо лучше, он умудрился почти избавиться от мучительного кашля, который так изводил его в Ганновере. Он шлет Вам сердечный привет и просит извинить за молчание, так как в настоящее время он очень занят - читает книгу (она только что появилась на русском языке и чтение ее доставляет Мавру немало затруднений) о положении русского крестьянства (К. Флеровский. «Положение рабочего класса в России».); картина, оказывается, прямо противоположна той, которую создает наделенный богатым воображением Кэри600, то есть отнюдь не завидная. «Счастье не растет в России». Книга эта появилась как раз вовремя, она очень важна. Мавр в своем втором томе намерен обнародовать факты, которые в ней содержатся.
Тем временем французский перевод первого тома неуклонно подвигается. Через месяц третья глава будет готова и можно будет приступить к правке перевода - так, по крайней мере, пишет Поль (Лафарг), побывавший у переводчика несколько дней назад.
«В бедном доме, в еще беднее обставленной комнате, где имеются только два стула, стол, кровать и несколько полок для книг», - пишет нам Поль, он застал г-на Келлера (переводчика), углубленного в свою работу. Он молод, умен, полон энтузиазма. Поль от него в восторге и особенно восхищается его «огромной работоспособностью и энергией». Да и в самом деле, кто бы не разделил этого восторга? Ради своих занятий (он занимается многими науками, но главным образом общественными) этот молодой человек живет в сравнительной бедности. Отец у него состоятельный фабрикант, чьей фабрикой г-н Келлер управлял семь лет, но, почувствовав отвращение к этому «ремеслу тюремщика», отказался от должности.
У г-на Келлера Поль встретил еще двух социалистов.
«Социалистическая партия, - пишет он нам, - создается в Париже и начинает выдвигаться на первое место; хотя у нее нет газеты, она устраивает народные собрания и ведет агитацию среди отдельных лиц».
Социалистическая партия, вне всякого сомнения, возникла на останках Симонов, Пельтанов, Банселей, Гамбетт. Французы поняли, что пустая бочка пуще гремит; они видели, как удирают эти хвастливые, напыщенные проповедники, и не поверят в их благие намерения, в их надежды на то, «что тот, кто убегает, до новой битвы доживает».
В Лондоне главным событием этой недели была фенианская демонстрация, устроенная с целью просить правительство об освобождении заключенных ирландцев. Так как Тусси вернулась из Ирландии еще более ярой ирландкой, чем когда-либо, то она не успокоилась, пока не уговорила Мавра, маму и меня пойти с ней в Гайд-парк, где был назначен митинг.
Этот крупнейший в Лондоне парк представлял собой сплошную массу мужчин, женщин и детей. Даже деревья до самых макушек были усыпаны людьми. Число присутствовавших составляло, по оценке газет, около 70 тысяч человек, но так как это - английские газеты, то цифра, несомненно, сильно занижена. Демонстранты несли красные, зеленые и белые знамена с самыми разнообразными девизами, например: «Держите порох сухим!», «Неповиновение тиранам - долг перед богом». А выше флагов взлетало в воздух множество красных якобинских колпаков, владельцы которых пели «Марсельезу»; зрелище это и эти звуки, вероятно, сильно помешали завсегдатаям клубов наслаждаться портвейном.
На следующий день, в понедельник, все газеты яростно напали на проклятых «иностранцев» и проклинали день, когда те высадились в Англии, чтобы развращать здравомыслящего Джона Буля своими кроваво-красными флагами, шумными хорами и другими ужасами...
Время пить чай, а я обещала поджарить для Тусси каштаны, так что благодарите свою счастливую звезду или, вернее, каштаны за то, что эти каракули не продолжаются до бесконечности. (Вы, наверно, думали, что я так никогда и не кончу.) С самыми сердечными приветами от всех домашних.
Искренне преданная Вам, дорогой «доктор», Женни Маркс Вас, кажется, удивляет, что я величаю Вас Вашим громким титулом. Поверьте, я не упрекаю Вас за него. В «нашем новом обществе» не будут особенно нуждаться в жрецах, врачующих тело; они потерпят крах вместе со своими собратьями, врачующими души, а пока желаю Вам наслаждаться своим саном - покуда он существует! Прилагаю фотографию Веерта. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ЖЕННИ МАРКС (ДОЧЬ) - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Лондон, 27 декабря 1869 г.
Дорогой доктор!
Надеюсь, Вы не предполагаете, что, верная заветам некоторых моих предков, я жажду мести. Единственная причина, по которой я так долго оставляла Ваше очень милое письмо без ответа, заключается в том, что у меня не было ни одной свободной минуты. До двух часов, как Вы знаете, я ежедневно занята; затем, так как нашей бедной Елене* очень нездоровилось, мне часто приходилось тратить вторую половину дня на домашнее хозяйство; кроме того, я просмотрела несколько сот газет, чтобы подобрать из них для Мавра выдержки о мошеннических проделках финансовых компаний и т. д. (Кстати, Оверенд и Гёрни только что оправданы. Буржуазия по всей стране встречает ликованием освобождение этих «мучеников», которые, заявляет она, больше пострадали от чужих грехов, чем грешили сами. Я бы вовсе не удивилась, если бы в один прекрасный день эти прилично одетые воры оказались избранными в парламент, чтобы издавать законы для своих соотечественников. Пристрастие судьи к обвиняемым было столь вопиющим, что поразило даже тупиц-присяжных и по одному поводу вызвало с их стороны протест.)
Как видите, у меня есть чем оправдать свое молчание. Но тем не менее, хотя Вы и были правы, полагая, что я не поклоняюсь богу мести, признаюсь, что я столь же мало склонна почитать «овечью кротость». Дабы доказать Вам, что не в моих привычках платить «добром за зло», я в наказание присудила Вас к поглощению весьма неудобоваримой смеси - истинно английского плум-пудинга, за совершение какового подвига Вам будет даровано отпущение всех грехов.
Все домашние шлют Вам наилучшие новогодние пожелания, к которым я от всего сердца присоединяюсь. Мы очень огорчились, узнав о Вашей болезни, и надеемся, что теперь Вы уже вполне поправились. Мавр в настоящее время чувствует себя неплохо, - разумеется, относительно. На этих днях у нас несколько часов пробыл Энгельс. Он заехал к нам по пути в Бармен, где собирается провести рождественские праздники вместе со своей матерью. Выглядел он удивительно хорошо и очень радовался тому, что ему удалось сбежать из конторы, где он чувствовал себя, как рыба на песке.
Он усердно работает над книгой об Ирландии. На Ваши вопросы относительно этой книги я не могу ничего ответить, так как совершенно не знаю ее содержания. Полагаю, что она будет своего рода дополнением к его «Положению рабочего класса в Англии». Мы с большим удовольствием узнали, что Вы разделяете наши взгляды по ирландскому вопросу.
Все мы без исключения - убежденные фении. В тот день, когда пришло известие об избрании Донована, мы все плясали от радости - Тусси вообще неистовствовала.
Можете вообразить, какую панику вызвало в Англии сообщение об избрании фения.
Сперва пресса, за исключением «Reynolds`s» и «National Reformer», в состоянии была только вопить хором: «Избран каторжник - ужас! ужас!». Затем, дружно повторив на все лады эти магические для нее слова, продажная шайка передралась: торийские газеты стали поносить Гладстона, объявляя это избрание плодом его политики, а органы вигов разглагольствовали о неблагодарности и оплакивали участь страны, где посланиям мира и доброй воли дают такой ответ, где измена, не таясь, разгуливает средь бела дня, а убийство восхваляется. Английское правительство немедленно отправило на братский остров тысячи солдат.
Следует признать, что, как говорят тори, гладстоновские меры по отделению церкви от государства604 уже принесли плоды. Религиозный фанатизм умирает естественной смертью, вражде католиков и протестантов приходит конец, в лагере оранжистов605 - раскол, оранжисты, риббонисты и фении объединяются против общего врага - английского правительства. Вследствие этого влияние священников сходит на нет, ирландское движение более не находится в их руках, и, действительно, избрание Донована-Россы произошло прямо вопреки клерикальной партии. Так, например, эти джентльмены, будучи противниками освобождения политических заключенных, созывали собрания, чтобы состряпать какой-нибудь билль о земле, но народ силой срывал эти собрания, заявляя, что не пойдет ни на какое соглашение с английским правительством, пока узники не освобождены. Так как правительство оставалось глухо к митингам, требовавшим амнистии и т. д., народ избрал фения Донована-Россу в парламент, бросив вызов английскому правительству и ирландским профессиональным агитаторам, светским и духовным, чью неискренность он, наконец, обнаружил.
Между тем благороднейшие из ирландцев изнывают в английских тюрьмах. Страдания этих людей невозможно описать. Донована-Россу однажды продержали 35 дней в темной камере со скованными за спиной днем и ночью руками; наручники не снимались даже для принятия пищи - водянистой похлебки, - которую ставили ему на пол камеры. В общем, дорогой доктор, Англия ныне - страна ужасов. В лондонском Ист-Энде вспыхнул голодный тиф - в работных домах бедняков умерщвляют оптом. Врачи, не довольствуясь более трупами бедняков, проделывают свои опыты над живыми, а ведь в моей памяти еще свежо время, когда английская печать выражала величайшее негодование по поводу вивисекции животных во Франции.
На прошлой неделе в Уэльсе произошел случай, от которого волосы становятся дыбом.
Один уэльсский фермер распустил слух, что его дочь, девочка 12 лет, два года прожила без пищи. Хотя этот бедный валлиец и получал деньги за то, что выставлял своего ребенка напоказ, возможно (в Уэльсе еще сохранилась вера в ведьм и т. д.), что он полусумасшедший и верил в свои россказни. Но чтобы в них поверили врачи лучших лондонских больниц - представляется невероятным. Как бы то ни было, они образовали комиссию и послали в Уэльс сиделок из Гайс-хоспитал для двухнедельного наблюдения над этой якобы постящейся девочкой. Ежедневно эти врачи выпускали для публики бюллетени о состоянии девочки.
Шесть дней они продержали ее без пищи, а на седьмой несчастный ребенок умер. В ночь перед смертью девочки доктор Дэвис сказал ее отцу, что опасности нет, а на допросе этот джентльмен заявил, что он не предлагал дать девочке пищи, потому что не хотел «оскорбить» отца. Ах, как вежливо и деликатно!
Постараюсь добыть для Вас все дело. Оно, безусловно, не внушает большого уважения к представителям медицины в Англии. Я уверена, заяви кто-нибудь, что может ходить по раскаленному железу, не обжигаясь, или прыгать из окна, - и тогда нашлись бы врачи, чтобы исследовать этот вопрос. В один прекрасный день мы еще вернемся к суду ордалий!
С наилучшими новогодними пожеланиями искренне Ваша Женни Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ЖЕННИ МАРКС - ФРИДРИХУ ЭНГЕЛЬСУ В МАНЧЕСТЕР [Лондон, около 17 января 1870 г.]
Дорогой г-н Энгельс!
Редко посылка прибывает так кстати, как полученная нами вчера. Едва только ящик был распакован и пятьдесят стройных молодцов стали в ряд на кухне, как пришел доктор Аллен со своим ассистентом, молодым врачом-шотландцем, чтобы оперировать бедного Мавра; таким образом, сразу после операции Мавр и его два эскулапа смогли подкрепиться драгоценным браунебергским. История снова оказалась очень неприятной. Уже в течение восьми дней мы применяли, но совершенно безрезультатно, всякие средства, компрессы и т. д. и т. д., которые раньше так часто помогали. Опухоль все росла, боли становились невыносимыми, а нарыв никак не вскрывался. Необходимо было резать.
Итак, Мавр, наконец, решился на неизбежный шаг - пригласить врача. Сразу же после произведенного очень глубокого разреза он почувствовал большое облегчение, и хотя он сегодня утром еще не совсем избавился от боли, все же в общем чувствует себя значительно лучше и через несколько дней, надо надеяться, выздоровеет. Теперь, однако, я должна представить форменный перечень его грехов. Со времени его возвращения из Германии и особенно после ганноверской кампании595 он был нездоров, беспрерывно кашлял и, вместо того чтобы позаботиться о своем здоровье, стал с пылом и жаром изучать русский язык, редко выходил из дома, нерегулярно питался и показал карбункул под мышкой лишь после того, как тот уже созрел и отвердел. Как часто в течение последних лет втайне мечтала я, дорогой г-н Энгельс, о Вашем переселении сюда!! Многое сложилось бы иначе. Надеюсь, что это последнее испытание послужит ему предостережением. Прошу Вас, дорогой г-н Энгельс, не делайте ему сейчас в своих письмах никаких замечаний на этот счет. Он в настоящий момент легко приходит в раздражение и будет очень сердиться на меня. Но для меня было таким облегчением высказать Вам то, что у меня наболело, ибо я совершенно бессильна изменить что-либо в его образе жизни. Может быть, можно попросить Гумперта поговорить с ним наконец серьезно, когда он снова будет в Манчестере. Гумперт - единственный врач, к которому он питает доверие. В нашем доме господствует теперь всеобщее презрение ко всякой медицине и ко всяким врачам; однако они все еще являются необходимым злом, без которого нельзя обойтись.
Что Вы скажете о втором новогоднем подарке, который нам сделала Лаура? Я надеюсь, что этот быстрый темп прекратится. Иначе скоро придется петь: 1, 2, 3, 4, 5. 6 ...
10 маленьких негритят! ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ЖЕННИ МАРКС (ДОЧЬ) - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР [Лондон], 30 января 1870 г.
Дорогой доктор!
Пишу эти строки, чтобы объяснить, почему Мавр не ответил на Ваши письма. В течение почти трех недель у него под мышкой были карбункулы, столь болезненные, что бедный Мавр не мог шевельнуть рукой. Врач дважды вскрывал их. Эта операция приносила почти немедленно облегчение. В настоящий момент я счастлива сообщить, что наш дорогой больной снова почти совсем здоров, хотя, конечно, все еще чувствует себя очень слабым - неизбежное следствие перенесенных им больших страданий. Теперь, когда все позади, я думаю, хорошо, что болезнь дошла до кризиса, - ведь Мавр мучился несколько месяцев. Вы помните, что в Ганновере он отнюдь не был здоров, и в таком же состоянии он находился до последнего времени - иногда немного лучше, иногда хуже.
Ваша переписка с Якоби очень его позабавила. Судя по бессвязному ответу этого почтенного джентльмена, Ваше письмо, должно быть, довольно основательно задело его.
Должна также подтвердить получение Вашего письма ко мне - его содержание немало меня изумило и возбудило во мне сильное желание узнать окончательное решение филистеров из «Союза художников». Если учесть, что в этот Союз входят сливки ганноверского общества, то «культурой» высших классов, в силу которой они считают себя намного выше рабочего класса, поистине можно гордиться! Жаль только, что эти болваны имели возможность надоедать Вам и отняли у Вас так много времени.
Должна попросить у Вас и дорогой Милочки прощения за то, что ранее не сообщила вам о прибытии в семью Лафарга маленькой незнакомки. Второго января Поль уведомил нас о появлении на улице Шерш-Миди девочки. Она ровно на год моложе брата, так как оба ребенка родились одного и того же числа. Несколько дней назад Лаура писала нам, что заметно окрепла.
К ее письму была приложена большая пачка очень интересных французских газет - «Marseillaise», «Cloche», «Reforme», «Rappel» и «Pays». Газеты эти дают отличное представление о нынешнем состоянии Франции. Шум и возбуждение, царящие в столице, невероятны. Все партии, мало того - все отдельные деятели, ссорятся между собой. Рошфор - на ножах со своими прежними друзьями и сторонниками Верморелем, Вильмессаном и т. д. и т. д., которых он открыто обвиняет в том, что они - полицейские агенты, а те в своем органе «Figaro», в свою очередь, платят ему той же монетой. Что касается Банселей, Гамбетта, Пельтанов, Фавров и т. д., то эта порода болтливых хвастунов, извергающих громкие фразы, вообще исчезла, потерпев полный крах.
Опыт научил народ, чего ему следует ожидать от хвастливой «левой». Ни один из них не рискнул показаться на похоронах Виктора Нуара или поднять голос в парламенте. Рошфор, поддержанный старым храбрым Распайлем, уничтожил их - превратил их в живые трупы. Как бы там Либкнехт ни пытался утверждать обратное, Рошфор верховодит всем в Париже, и теперь каждому стало ясно, как мудро он поступил в день похорон, предотвратив столкновение с войсками. Если бы Либкнехт читал «Pays», он убедился бы в том, что Кассаньяк, а следовательно, и правительство не скрывают своей ярости по поводу того, «что народ не сумел умереть за свои убеждения», «что они не подняли красного знамени». Прежде, вопит свирепый клоун Кассаньяк, «революционеры были людьми отважными, людьми с принципами, людьми, которые сражались за идеи и знали, что ни пушки, ни ружья, ни штыки не устоят против обнаженной груди народа, требующего своих прав».
Эта «обнаженная грудь», действительно, была бы желанной мишенью для пушек и ружей «героя декабря» - тем более, что те были размещены на окраинах Парижа, где баррикады воздвигнуть невозможно и где, следовательно, 100000 солдат не подверглись бы, как на узких парижских улицах, опасности рукопашной схватки с народом.
Далее, «Volksstaat» также дает неверное освещение стачки в Крёзо609. Неправда, что рабочие требуют повышения заработной платы и сокращения рабочего дня. Они попросту просили, чтобы заведование их больничным фондом находилось в их собственных руках, а не в руках г-на Шнейдера, и, кроме того, чтобы не увольняли их товарища - рабочего Асси, а уволили притеснявшего их мастера. Таковы истинные причины этой стачки. Французское правительство и официальная пресса объявляют стачки следствием «искусственного возбуждения». Г-н Геру из «Opinion nationale» «показывает всесилие тайных обществ, дающих лозунги и инструкции». Эти общества, разумеется, Интернационал, от которого Асси, руководитель стачки, якобы получил 55000 франков. «Times» перепечатывает эти заявления и подтверждает их. Если бы они были верны! Как жаль, что Интернационал в своей деятельности не может угнаться за блестящими выдумками этих достойных людей.
Многозначительный факт - некоторые солдаты, посланные в Крёзо, сразу стали брататься с шахтерами. Четверо из них должны предстать перед судом за то, что пытались привлечь своих товарищей на сторону народа.
В Йоркшире тоже произошла забастовка, так как рабочие потребовали права самим заведовать своим собственным больничным фондом и протестовали против отказа предпринимателей разрешить рабочим объединиться. Поскольку право союзов узаконено в Англии с 1824 г., хозяева, по существу, действуют в прямом противоречии с законами страны, и тем не менее правительство, по их просьбе, предоставляет им солдат.
Подробности забастовки совершенно те же, что и в Крёзо - между свободной конституционной Англией и угнетаемой деспотом Францией разницы нет: обе страны держат наготове солдат, чтобы расстреливать рабочих, которые имеют мужество утверждать, что считают себя достаточно разумными для управления своими собственными средствами - сбережениями, добытыми их тяжелым трудом.
По подсчетам корреспондента одной английской газеты, находящегося в Крёзо, рабочие теряют из-за стачки 8000 ф. ст. в день (заработной платы), а предприниматели ежедневно терпят убытки на 40000 ф. ст.!!!
Передайте, пожалуйста, Милочке мой самый горячий привет и поблагодарите ее за письмо. Я скоро напишу ей. Скажите ей также, пожалуйста, что я прошу передать некий маленький браслет Совушке, для которой он предназначался. Будучи заклятым врагом коммунистов, она сумеет оценить мое уважение к частной собственности. Но шутки в сторону: мне действительно не хотелось бы видеть этот браслет на руке Милочки - он слишком «прост».
Сердечный привет от Мавра Графине, Совушке и мастеру пластического движения.
Остаюсь искренне Вашей Женни Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ЖЕННИ МАРКС (ДОЧЬ) - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР [Лондон], 8 мая 1870 г.
Большое-пребольшое спасибо, дорогие мои г-н и г-жа Кугельман, за прекрасные подарки, которые вы мне прислали. Не знаю, что восхищает меня больше, гравюры или песни, - глаза мои и уши заняты одинаково. Запонки доставили Мавру большое удовольствие, а цветы, действительно, сделаны с большим искусством. Он также в восторге
Бельгийский генеральный совет предложил следующий вопрос: «Практические мероприятия по образованию сельскохозяйственных секций внутри Интернационала и установлению солидарности между сельскохозяйственными пролетариями и пролетариями других отраслей промышленности».
«Как в религии над человеком господствует продукт его собственной головы, так при капиталистическом производстве над ним господствует продукт его собственных рук».